Ледяной Скипетр - Алексей Велесов

На улицах — люди. Десятки тысяч. Но они не кричат в ужасе. Они поют. Они поют песни, которые Елена никогда не слышала, но которые она знает. Песни степей. Песни огня. Песни свободы, которая пришла слишком поздно, ценой слишком высокой.

На площади перед Кремлём — горит дерево. Огромное дерево, древнее дерево, дерево Род-матери, корни которого уходят глубоко в землю. Это дерево горит, но оно не исчезает. Оно преобразуется, становится чистым огнём, становится фениксом, который поднимается из пепла.

И этот феникс — это не просто птица. Это голос юга. Это воплощение гнева, справедливости, боли, которая больше не может молчать.

Над городом кружит огромная фигура. На первый взгляд это выглядит как облако дыма. Но потом это облако принимает форму — форму огромной женщины, созданной из пламени и боли.

Это Айгуль. Или не совсем Айгуль. Это идея Айгуль, воплощённая в огонь, идея справедливости, которая больше не может ждать.

Айгуль-огонь смотрит вниз на Елену. И Елена видит в её глазах не ненависть. Видит отчаяние.

Айгуль поднимает руку. Из её ладони вырывается луч огня, который проходит через весь город, который прожигает небо, который превращает Москву в пепел, в ничто, в то, что было, но больше не будет.

— Я пришла с просьбой, — говорит Айгуль, и её голос звучит как гром, как молния, как то, что раздаётся не в ушах, а в самой сути существа. — Я пришла на колени. Я упала и плакала. Я просила справедливости за брата, за народ, за ту кровь, которая текла годы.

Айгуль подходит ближе. Земля под её ногами подгорает.

— И что мне ответили? Что рядом мне тишина? Что мне сказали молчать? Что мне велели принять несправедливость, как если бы это была воля богов?

Айгуль хватает Елену за руку. Её рука горячая, но Елена не чувствует боли. Она чувствует только правду.

— Если ты не найдёшь справедливость, то я буду вынуждена найти её сама, — говорит Айгуль. — И справедливость, которую я найду, будет названа мщением. И мщение будет названо правом. И право будет названо войной. И война будет названа необходимостью.

Образ Айгуль начинает рассеиваться. Но перед тем, как исчезнуть, она говорит:

— Один день у тебя есть. Один день, чтобы найти третий путь. Если нет — я приду. И огонь будет справедливостью.

Видение рассеивается в дыме и пепле.

Елена видит другую Москву.

Холодную. Белую. Мёртвую.

Город полностью закован льдом. Не снегом. Льдом. Льдом такой прозрачности, что Елена может видеть сквозь него каждый камень, каждый кирпич, каждую жизнь, которая была заморожена, как муха в смоле.

На улицах Москвы — люди. Но они не люди. Они статуи. Люди, остановленные посередине жизни, в самый неожиданный момент, когда они живы, но не живы.

Мать держит ребёнка в объятиях. Её лицо выражает что-то между любовью и ужасом. Ребёнок смеётся — вечный смех. Или это был крик? Невозможно понять через лёд.

Мужчина бежит. Его ноги застыли в позе бега, но он никогда не дошёл до цели. Его руки вытянуты вперёд, к чему-то, что он теперь никогда не достанет.

Женщина стоит и ждёт. Ждала. Будет ждать вечность. Её глаза смотрят вверх, в небо, в надежде увидеть солнце. Но солнце не светит в этой Москве. Светит только лёд.

На Кремле, на льдистом троне, сидит Ксения.

Её лицо совершенно. Как маска. Как фарфоровая статуя королевы. Её глаза закрыты, как если бы она спала. В руках она держит Скипетр. Или Скипетр держит её.

Эта Ксения — это не королева, которая боится хаоса. Это идея Ксении, воплощённая в лёд, идея порядка, которая была реализована в полной мере, во всей её совершенной, мёртвой красоте.

И над ней, возвышаясь на ледяном чёрном троне, парит другая фигура.

Это Елена. Но это не Елена, какой она есть. Это Елена, которая выбрала порядок. Корона из ледяных шипов. Платье из кристаллов снега. Глаза — холодные, как ледяной свет, как смерть, как ничто.

Эта Елена кладёт руку на лоб Ксении. Её рука не теплая. Она становится ещё более холодной, добавляя слой льда к тому ледяному саркофагу, в котором была заточена королева.

И из рта этой Елены идут слова, но её губы не движутся:

— Я выбрала, — говорит она. — Я выбрала порядок. Я выбрала лёд. Я выбрала холод, который держит миллионы в плену справедливости, которую они никогда не попросят. Потому что справедливость требует хлопот. Порядок проще.

Эта Елена начинает плакать. Её слёзы замерзают в воздухе, становясь маленькими кристаллами, которые падают на землю и добавляют ещё один слой льда к уже холодному миру.

Другая фигура появляется из льда. Это Айгуль. Но это не огонь. Это замёрзшая Айгуль, статуя Айгуль, женщина, которая пришла просить справедливости и получила лёд вместо ответа.

Айгуль-ледяная статуя смотрит на Елену во сне смерти.

— Ты победила, — говорит она, но её голос не звучит. Это просто мысль, которая Елена слышит в своей голове. — Ты победила огонь. Ты подчинила его холоду. Ты заморозила его. Теперь юг мёртв, а ты… ты живёшь в красивом ледяном дворце, где никто не кричит, потому что никто не может кричать, потому что все замёрзли, остановились в том моменте, когда поняли, что надежда не придёт.

Замёрзшая Айгуль протягивает ледяную руку к Елене.

— Мы вместе теперь, — говорит она. — Я и ты. Статуя и королева. Две женщины, которые выбрали разные пути и обе оказались в плену холода. Мой плен — это смерть. Твой плен — это бессмертие. Кто из нас несчастнее?

Видение начинает разрушаться. Но не быстро. Медленно, как крошится лёд, как тает снег, как исчезает жизнь из мёртвого города.

И наконец — третье видение.

Москва не горит. Москва не спит. Москва дышит.

Город живой. Но живой не так, как она живёт в реальности, где жизнь и смерть — это две стороны одной медали. Здесь жизнь и смерть — это две ноты одной симфонии, две части одного танца.

Снег падает, но он не холодный. Он падает, потому что это его природа, потому что это красиво, потому что это жизнь, а не проклятие.

На улицах — люди. Люди, которые живут, работают, любят, борются. Лицо матери радостно, но есть печаль в уголках её рта, потому что она помнит потери. Лицо мужчины спокойно, потому что он достиг того, к чему стремился. Смех детей раздаётся, потому что они живы,