«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

доктор Шутов остались с 44 раненными, удаленными от всех за 40 км. Семь дней никакой связи, дороги замело, машины не ходили. За это время мы вылечили 13 раненых. Они вернулись в часть. Доктор очень доволен моей работой. Хочет представить к награде. Вот видишь, Алочка, начала писать чернилами, а тут вдруг боевой приказ: выступать, догонять части, ушедшие вперед. Дописываю карандашом. В общем, скоро за Старый Оскол будем драться.

Я подаю заявление в партию. Будьте здоровы.

Целую всех. Пишите. Ваша Клара.

24.02.1943 г. Дорогая мама!

…Вчера исполнилось 19 лет, столько же, сколько и нашей армии, родившейся в боях с немецкими оккупантами под Псковом в 1918 г. Вы праздновали? Молодцы!

А у нас всю ночь фрицы, гады мешали, спать мешали. Завтра рано в поход. 21 февраля была жуткая метель. Я с двумя саперами ходила рыть могилу погибшим. Последний раз видела Володю Жутко. Мне жутко тяжело, милая! Эх! Увидеть бы тебя. Но надо идти вперед, скорее, к победе! Целую крепко. Твоя Кларка.

27.06.1943 г. Дорогая мамочка!

…Я теперь нахожусь не в санзводе, а в батальоне. Живу на батальонском пункте. Сейчас наш батальон занимает оборону. Стоим в поле, а наш БПМ (батальонный пункт медпомощи) км в двух от передовой.

Ребята у нас отчаянные, веселые. Вчера, пока я по экипажам со старшиной ходила, они сбегали в деревушку километров за семь и принесли мне яблок. А как ребята рвутся в бой! Скорее бы прогнать этих вшивых фрицев, чтобы дышать было спокойней. Я на них до того зла, что даже буквы кривятся, когда я об этих коричневых гадах пишу. Но скоро им будет конец!

Мама! Почему вы так редко пишете? Обижусь.

Пиши, как твое здоровье. Я слышала, что плохое. Это меня очень огорчает…

Целую вас крепко. Ваша Кларка.

08.08.1943 г. Дорогая моя, милая мамочка!

Я не хотела писать тебе о моей судьбе. Ты, вероятно, получила уже от них письмо. Теперь читай мое. Только ради всего на свете, я прошу не волноваться. Ничего особенного, я просто немножко ранена. Раны не так уж тяжелые и я их, конечно, перенесу. Правда, лежать мне придется месяца два-три. Сейчас я на станции в госпитале лежу. Завтра отправят в тыл. Но куда? Как хотелось бы в Челябинск! Тогда я за месяц на ноги встала. Да, обидно мне.

Немножко до Белгорода не дошла. Ранили меня 4 августа. Ведь видела уже дома этого русского города, за который мы с весны дрались. В обороне под ним стояли, снова вперед пошли, но… войти в него мне не удалось. Жаль.

Но ничего. Я очень много думаю о вас мои любимые. Как хочется хоть одним глазком посмотреть на вас!

Ну, пока, родные, не печальтесь. Ждите адрес. Писать буду часто. Привет всем. Всех целую.

Ваша Кларка.

Ф. М‑33. Оп. 1. Д. 1417/8/12.

Коклин Василий Дмитриевич – 24 марта 1913 г. р, г. Николаев.

В 1942 г. призван в армию. Ст. лейтенант, зам. командира батальона по политчасти. Погиб в апреле 1945 г. в Берлине. Письма прислала дочь – Лидия Васильевна Коклина.

Б/д. Здравствуй Надежда, Лида, дед, баба и курочка ряба!

В минуты отдыха наяриваю на патефоне пластинку «Ему некогда плясать, только лысину чесать» под общий смех ребят в мой адрес. Передали по телефону о новой победе над врагом – взятии гор. Харькова. Веселый смех перешел в рукоплескания и крики «ура». Это сверх всякого ожидания т. к. мы планировали освобождение этого города ко дню Красной армии, вышло раньше. Недалек тот час, когда враг будет стерт с лица земли, и мы заживем новой жизнью. Жди – это будет и будет быстрее, чем м.б. мы ожидаем. Жив, здоров. Очистив славный город, Сталинград отпадали, отдыхаем. Можно подумать – «очистив» – выгнав [снято цензурой] – нет. В дребезги разбили – уничтожили тех, кто сопротивлялся и зарыли поглубже в землю, чтобы не разлагались на нашей земле, остальные – попали в клетку – плен. Для вас было бы интересно посмотреть на этих тупоголовых, обшарпанных вояк, сидевших в городе и пожиравших дохлых лошадей и кошек. Наш натиск со всех сторон обеспечил изоляцию этих вояк от подвоза продуктов питания и боеприпасов, после чего перейдя в решительную схватку на последнем узле его сопротивления, наши войска полностью очистили город…[снято цензурой] наш и больше «Гитлеровичу» его не видать как своих детей.

Вы можете спокойно трудиться так, как трудились. Что нового у Вас, почему долго нет писем от тебя. Как живешь? Пиши почаще. Привет знакомым товарищам. Кто пишет тебе письма из Белозерских ребят?

Что пишут они?

Целую тебя + Лидуську.

От лица службы благодарность за 2‑летнее воспитание нашей славной Лидусеньки. Думаю, что лучшим подарком вам обеим будет быстрейший разгром средневековых варваров нарушивших нашу жизнь.

Надюша! Передай привет всем товарищам знающих меня, и я их.

Пиши регулярно, не ожидая моих писем…

…Чего не охватил в письме, охвачено в предыдущих…

Привет и наилучшие пожелания твоим сестрам, и др. …

05.08.1944 г. Здравствуй, дорогая моя Надюшка и доця Лидусинька!

После длительного нового марша, мы снова попали в N лес и, нарушая всякие нормы поведения на партсобрании, слушая доклад о Польше, подсев к сосне, пишу Вам пару слов. Пока у меня все в порядке. Нахожусь в 7‑ми км от фрицев, но в бой еще не вступали. Кое-где фриц огрызается, но их «катюши» успокаивают.

Особых новостей пока нет…

Привет всем. Извините, что так хреново накалякал.

Целую вас крепко.

23.08.1944 г. Здравствуй, дорогая моя Надюша!

…21 августа 1944 г. после ожесточенных боев мне представилась возможность подробно, снова сидя в доме и не слыша «музыки» письменно с тобой покалякать.

О боях я писать не буду, так как коротко о них я тебе писал из окопа. Факт, что остался невредимым, хотя на это шансов было мало. Помню случай. Уезжая от тебя в часть, одна бабушка засмотрелась на меня. Я у нее спрашиваю: «Что, мамаша присматриваетесь», а она мне и говорит: «…да у тебя то “ольдинков”, шиночик, много. Чай знает твоя мать о них и чи знает она исто ты жив. За тебя, шиночек, многие молются, чтоб ты шиф остался». Вот и сейчас я подумал. Наверное, это так хотя во все бабьи присказки не верю. Бой был крепкий. Мои потери составляют: 1 плащ-накидка и любимая фуражка еще со Сталинградской битвы со звездочкой. Потерял фуражку ночью. Нырнул в одну реченьку, и она поплыла. Теперь хожу и свечу лысиной. Ребята просят чем-нибудь хотя бы прикрывать, дабы не демоскировать, т. к. она