Межмировые реакции - Мистер Ву

— Они — потенциальная угроза, — сказал Гермес тихо. — Не сейчас. Может быть, не через сто лет. Но когда-нибудь. И если мы подождём слишком долго, будет уже поздно.

Виене зарыдала. Тихо, сдержанно, но её плечи тряслись. Лид обнял её, и Гросс прижалась к ним обоим. Три разумных монстра, три аномалии, три существа, которые доказывали, что эволюция в Подземелье возможна.

Три существа, которые теперь понимали, почему их убивают на месте.

Уранос снова заговорил, и его голос был полон древней печали:

— Я видел это раньше. В других мирах, в других временах. Вид, который достигает вершины, не позволяет никому другому подняться. Это не злоба. Это не жестокость. Это… инстинкт выживания, возведённый в абсолют. И мы, боги, мы пришли в этот мир и установили этот порядок. Мы создали систему, где люди — единственный разумный вид. Где монстры — это всегда враги, всегда угроза, всегда цель для убийства.

Он посмотрел на Ксеносов.

— И теперь, когда появляются исключения, когда эволюция пытается пробиться… мы должны выбрать. Убить их, сохранив статус-кво. Или позволить им жить, рискуя всем.

Тишина в зале была абсолютной. Боги смотрели на смертных. Смертные смотрели на монстров. Монстры смотрели на свои руки — руки, которые могли держать оружие, могли обнимать, могли создавать.

Руки, которые делали их угрозой.

Экраны

Диктор снова в пути. Пространство вокруг него смещается, словно декорации Вселенной меняются по щелчку невидимого механизма. Он говорит, и вместе с его голосом меняется само положение наблюдателя — будто мысль способна переносить тело.

— Возможно, что у нас абсолютно поверхностные представления о реальности. Я не могу раскрыть, что здесь имеется в виду, потому что здесь может иметься в виду что угодно. Но именно поэтому об этом так интересно размышлять. Многие ученные во все времена заметили одну интересную штуку: чем больше мы узнаём о мире, тем больше вопросов у нас появляется. Увеличивая область своих знаний, мы неизбежно расширяем периметр своего невежества. Так происходит и сейчас — каждое новое знание включает в себя предыдущее как частный случай.

Диктор повернул голову на землю.

— Например, общая теория относительности Эйнштейна поглотила специальную теорию относительности, которая, в свою очередь, поглотила теорию Ньютона. Это то, что называется принципом соответствия Бора.

Через мгновение Диктор находился в некой неизвестной комнате Экраны показали область вокруг загадочного человека. Он с яростным рвением что-то писал. Даже если бы он мог заметить наблюдение, он бы не остановился — настолько этот пожилой человек был погружён в написание текста.

Диктор указал на человека.

— Эйнштейн в письме к Морису Соловину называл сам факт познаваемости и упорядоченности объективного мира вечной загадкой, подлинным чудом. Ведь априори можно было бы ожидать хаотичную Вселенную, не поддающуюся разумному осмыслению…

— Загадкой является и то, что априори следовало бы ожидать хаотического мира, который невозможно познать с помощью мышления. Как и почему наш мозг за кратчайшие по космологическим масштабам сроки понял законы природы, которым подчиняется вся наблюдаемая часть Вселенной? Какие это сроки? Жалкие по тем же эволюционным меркам две-три тысячи лет. И за это время мы оказались способны дойти до общей теории относительности и квантовой механики.

— Каким образом вы живые существа, что смотрят и читают эту трансляцию, бытность которого ограничивается банальными скоростями и размерами, не выходя из дома, проник в гигантские просторы Вселенной с их экстремальными проявлениями, а также во внутренний мир немыслимо малых элементарных частиц?

Диктор огорчённо вздохнул.

— В этот момент у нас назревает большой вопрос: является ли Вселенная бесконечно сложным объектом?

Кадр поменялся. Диктор снова стоял за пределами вселенной.

— Дело в том, что в бесконечно сложной Вселенной разум, скорее всего, возникнуть бы не смог. Липунов говорит, что, возможно, либо мы неправильно понимаем, что такое бесконечно сложный объект, либо наша Вселенная слишком проста для разума. Настолько проста, что за несколько тысяч лет разумная жизнь исчерпывает все её законы, все возможности их применения — и исчезает. Тогда нам следовало бы заключить, что, несмотря на парадоксальность, разум возникает и исчезает по одной и той же причине…

По причине простоты устройства нашего мира.

Вселенная: Матрица

Морфеус стоял на мостике «Навуходоносора», его руки сжимали поручни так крепко, что костяшки пальцев побелели. Экран перед ним показывал слова Диктора, и каждое из них било, как удар в солнечное сплетение. Рядом Нео смотрел на изображение Вселенной за её пределами, и его лицо медленно бледнело.

— Слишком проста, — прошептал Морфеус, и в его голосе звучало что-то похожее на отчаяние. — Вселенная слишком проста для разума…

Тринити подошла ближе, её глаза были широко раскрыты:

— Морфеус, ты понимаешь, что это значит? Мы всю жизнь боролись с Матрицей, потому что она была симуляцией, упрощением реальности. Мы думали, что реальный мир — Зион, корабли, война с машинами — это и есть настоящая сложность. Но что, если…

— Что, если реальный мир тоже слишком прост? — закончил Нео. Он повернулся к Морфеусу, и в его взгляде читался ужас осознания. — Что, если Матрица не упрощение реальности, а её точное отражение? Что, если машины создали симуляцию, которая в точности повторяет структуру Вселенной, потому что сама Вселенная… примитивна?

Морфеус закрыл глаза. Всю свою жизнь он верил в пророчество. Он верил, что Избранный освободит человечество, что за пределами Матрицы существует настоящая, сложная, непознаваемая реальность. Он учил Нео видеть код, понимать структуру симуляции. И Нео научился. Слишком быстро научился.

— Помнишь, как быстро ты освоил Матрицу? — спросил Морфеус тихо, открывая глаза. — Несколько месяцев — и ты уже видел код, управлял им, изменял законы физики внутри симуляции. Я думал, это потому что ты Избранный. Но что, если… что, если любой достаточно развитый разум способен исчерпать законы реальности за жалкие тысячелетия?

Нео подошёл к экрану, протянул руку, словно пытаясь коснуться изображения Вселенной:

— Архитектор говорил, что я не первый. Что было шесть версий Матрицы до меняя шесть циклов. Шесть Избранных, которые достигали понимания системы — и каждый раз система перезагружалась. Потому что когда разум полностью понимает структуру реальности, когда он исчерпывает все её законы… что ему остаётся делать?

— Исчезнуть, — прошептала Тринити. — Или перезагрузиться. Начать заново, с чистого листа, чтобы снова пройти путь познания.

Морфеус медленно опустился в кресло. Его вера, его certainty — всё, на чём он строил свою жизнь — рушилось. Он всегда думал, что Матрица — это тюрьма, ограничивающая человеческий потенциал. Но что,