Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

Каждый из двух королей посвятил себя атаке своего сектора.

Филипп Огюст взялся за снос башни Mодит, которая защищала площадь Акре с восточной стороны. Против нее он поднял мощный валун, названный «Соседский самец», который засыпал город огромными блоками, но на это защитники ответили игрой в другую катапульту, которую французы с добрым юмором окрестили «кузеном-самцом». Кроме «Соседского самца», король Франции изготовил арбалет собственноручно, как простой солдат. Часть стены, примыкавшая к башне Модит, уже обрушилась. 2 июля Филипп Огюст начал штурм бреши, но потерпел неудачу только благодаря диверсии Саладина против лагеря крестоносцев.

Но осажденные дали понять султану, что больше суток продержаться не смогут. На следующий день, 3 июля, он предпринял отчаянную попытку противостоять лагерю. Он был отбит. Франки, отмечает очевидец Беха эд-Дин, показали силу настоящей стены. Огромный франк, сидящий на парапете, в одиночку оттеснял мусульман. Рядом с ним товарищи передавали ему каменные глыбы, которые он швырял в нас.

В него стреляли более двадцати раз камнями и стрелами, но он даже не заметил этого. Чтобы преодолеть это, одному из наших офицеров пришлось заживо сжечь его баллоном с горящей нафтой».

Тот же писатель рассказывает нам о франкской героине, покрытой зеленой мантией, которая не переставала метать стрелы и вывела из строя нескольких мусульман. «В конце концов, она была ошеломлена числами. Мы убили ее и отнесли лук султану».

В то время как защитники лагеря отражали контратаку Саладина, Филипп Огюст возобновил штурм башни модитов. Он был очень близок к успеху. Маршал Франции Обри Клеман, поклявшийся взять Акру или умереть, бросился в пролом в башне, но лестницы сломались, и он был убит. Тем не менее день 3 июля оказался решающим. Акру не забрали в тот день, но она действительно погибла. 11 июля яростная атака англичан сломила боевой дух гарнизона. 12-го он капитулировал, и крестоносцы вошли в город. С высоты к востоку от равнины Акры Саладину пришлось беспомощно наблюдать это зрелище. «В эту пятницу, в полдень, – пишет историк Абу Чама, – мы видели кресты и флаги франков, стоящие на стенах. Огромный шум энтузиазма вызвал франкскую армию, а наш лагерь наполнился стонами и рыданиями. Для нас это было одиозное зрелище, когда маркиз (Монферратский), войдя в Акру с четырьмя флагами христианских королей, установил один на цитадели, другой на минарете великой мечети (а это была пятница!), третье на бор-де, а не на флагах ислама…

«Чтобы взять Сен-Жан-д’Акр, Ричард и Филипп Огюст положили конец своей ссоре. Их соперничество возродилось на следующий день после победы. В соревновании за корону Иерусалима Ричард встал на сторону Ги де Лузиньяна, а Филипп – на Конрада де Монферрата. Чтобы положить конец противоречиям, парализовавшим армию, сирийские бароны, собравшись в «парламент» 28 июля, пришли к компромиссу: Ги де Лузиньян, будучи посвященным в храм Гроба Господня, должен был пойти на компромисс, сохранить корону на протяжении всей своей жизни, но после него Конрад де Монферрат, как муж принцессы Изабеллы Иерусалимской, станет его преемником. Как только это соглашение было достигнуто, Филипп Огюст объявил о своем намерении вернуться в Европу. 2 августа он отправился из Тира в Бриндизи, не преминув оставить в Палестине весь контингент Капетингов – десять тысяч рыцарей, не говоря уже о пеших, – по приказу герцога Бургундского Гуга III. Тем не менее, его уход был расценен партией Плантагенетов как дезертирство. Несомненно, Филипп великолепно выполнил свой долг перед Акру, и завоевание города было таким же делом, как и дело Ричарда. Но нельзя отрицать, что в глазах этого реалистичного политика этот крестовый поход представлял бесконечно меньший интерес, чем воссоединение земель Франции, и он без сожаления считал, что его желание исполнилось победой в Акру, он поручил Ричарду освободить Иерусалим.

* * *

Уход Филиппа Огюста, безусловно, стал несчастьем для сирийской кампании. Ричард воспользовался бы советом Капетинга, чей холодный ум избавил бы его от многих ошибок. Король Англии действительно был самым великолепным солдатом своего времени, но ему явно не хватало политического духа, и он при малейшей возможности позволял себе увлечься своим насилием. Саладин был готов выкупить гарнизон Акры, который оставался пленником франков, по высокой цене, хотя по восточной моде он затягивал торг. Ричард думал, что мы хотим его обыграть?

Хотел ли он поразить ислам ужасом, как крестоносцы 1099 года? Факт остается фактом: 20 августа он собрал перед Акрa, на фронте войск, три тысячи пленных и зарезал «всех этих подонков». Более того, этот варварский акт был ошибкой. До сих пор Саладин привносил чувства человечности в ведение войны, что заслуживает другого отклика. К самому Ричарду он относился безупречно вежливо. Когда король Англии заболел при осаде Акры, султан поспешил прислать ему несколько ливанских снежных шербетов для его выздоровления.

Убив пленных, мы закончили рыцарскую войну, лишив себя рычагов влияния и драгоценных козырей. Возмущенный Саладин обрушился на франкских пленников с репрессиями, за которые история не имеет права упрекать его…

Ричард Львиное Сердце, к счастью, реабилитировался во время последовавшей кампании, когда он немедленно предпринял отвоевание палестинского побережья от Сен-Жан-д’Акр до Аскалона. Сначала нужно было вырвать армию из «прелестей Акры». Действительно, великий порт, по словам поэта Амбруаза, уже был заполнен тавернами, полными превосходных вин, а также девушками, «некоторые из которых были восхитительны». Чтобы избежать скопления колонны оборванцами, бароны мудро решили, что ни одна женщина не будет следовать за отрядом, «кроме старых добрых паломников, рабочих и прачок, которые стирали белье, мыли головы и выводили блох, подобны обезьянам».

Колонна франков, двигаясь с севера на юг, продвигалась вдоль побережья, шаг за шагом снабжаемая христианским флотом, владыкой моря. Армия Саладина шла параллельным маршем к холмам, пытаясь воспользоваться малейшей ошибкой, чтобы запугать или застать Ричарда врасплох.

«Франкская конница и пехота, – писал аль-Имад, – продвигались к берегу, море было справа от них, а нашa пехота – слева. Пехота окружала лошадей валом, мужчины были одеты в войлочные корсеты и кольчуги так туго, что стрелы не могли к ним проникнуть. Вооруженные сильными арбалетами, они держали наших всадников в страхе. В «Кали Беха эд-Дин» рассказывается, как он видел франкского солдата, который показывал десять стрел, воткнутых в заднюю часть его корсета, но при этом ни шаг не сдвинулся с места. Что касается рыцарей, они ехали в центре колонны и выходили только для внезапных атак, когда дело доходило до зачистки пехоты или форсирования прохода. «Люди дьявола пришли в ярость, – сообщает Амбруаз, – потому что с нашими доспехами мы были как