На Харроу-Хилл - Джон Вердон

Я ознакомилась с условиями вашего соглашения с ларчфилдской полицией. Условия, мягко говоря, расплывчаты. В рамках наведения порядка в отчётности это надо урегулировать. На всё время вашей работы по делу вы подчиняетесь моему детективу‑лейтенанту Хэпсбургу. Это вступает в силу…

Гурни перебил:

— Вы неправильно поняли характер моего участия.

— Неправильно поняла?

— По просьбе Майка Моргана я вызвался ознакомиться с делом и делиться соображениями с ним, Брэдом Словаком и Кирой Барстоу. Я не отчитываюсь ни перед кем.

— Это непрофессионально и неуместно. Здесь операция правоохранительных органов. Подотчётность — требование, не опция.

— Понимаю.

— Хорошо. Тогда, начиная с завтрашнего утра, вы будете…

Он вновь прервал её:

— Похоже, условия моего участия вам более не подходят. Иначе говоря, вы не желаете, чтобы я продолжал в единственном формате, приемлемом для меня. Если передумаете — у департамента есть мой номер. А пока — удачи и будьте осторожны.

Она пристально на него посмотрела. Он вежливо кивнул, вышел и направился в Уолнат‑Кроссинг.

57.

В дороге Гурни получил два звонка. Первый — от Словака.

— Надеюсь, не мешаю.

— Нисколько.

— Верно, что вас отстранили?

— Официально — да. Окружной прокурор хочет вести расследование по‑своему.

— Господи, звучит как крупная ошибка.

— Это её право.

— Знаю, но доверия она не внушает. Не возражаете, если останусь с вами на связи?

— Конечно.

— Есть для меня советы?

— Дыши. Делай свою работу. И постарайся быть беспристрастным к Страйкер.

— Как думаете, развивать мою мысль, что Фэллоу убил Пила? Проверить его алиби за утро?

— На твоём месте я бы притормозил. Прежде чем гадать «кто убил Пила», спроси «зачем убрали тело».

— У вас уже есть ответ?

— Пока нет. Но это ключевой вопрос.

Закончив разговор, Гурни прослушал новое голосовое сообщение от Барстоу:

— По вашей гипотезе насчёт двойной записи в аудио из морга наш эксперт отвечает: да, это может объяснить странный звуковой след. Надеюсь, именно это вы и хотели услышать. Кстати, слышала, вы сцепились со Страйкер. Не сюрприз. Когда‑нибудь эта леди истечёт кровью поранившись о собственное лезвие. Оставайтесь на связи. Мне нравится ход ваших мыслей.

Подтверждение предположения порадовало его, но не удивило. Он вернулся к главному вопросу — к тому самому, который оставил Словаку: почему убрали тело?

Обычная причина не годилась. В случаях, которые он помнил, труп скрывали, чтобы замести след убийства. Но здесь никто даже не попытался убрать кровь и следы борьбы.

К половине пятого он добрался домой, не продвинувшись к ответу, зато укрепившись в убеждении: разгадка мотива исчезновения тела даст ключ к тому, что и почему произошло утром на кухне Пила. Когда Мадлен вернулась немного позже пяти, он попытался отвлечься от тайны и переключиться на что‑то земное.

Она опередила его своим предложением:

— Грозы обещают позже, так что давай пораньше поедим, а потом поработаем в сарае до темноты?

Он согласился, наскребая энтузиазм; после простого ужина — лосось, рис и спаржа — они взялись за обшивку и кровлю. Оба занятия сводились к подрезке фанеры до нужного размера. Мадлен настояла пилить сама ручной циркулярной пилой, пока он фиксировал листы на козлах. Поскольку раньше она «циркулярку» не держала, он обстоятельно — слишком обстоятельно — объяснил, как вести диск по волокну, избегать отдачи и правильно поставить предохранитель. Как водится, перегнул с наставлениями и предупреждениями — Мадлен начала терять терпение.

Зато остаток вечера прошёл гладко. Сарай укрепили, накрыли; на завтра оставалась установка двери. Сгустились сумерки, поднялся ветер; они оставили инструмент в почти готовом строении и вернулись в дом, обменявшись довольными улыбками. Мадлен, очевидно, радовалась сделанному, и он радовался её радости.

Сохранив это настроение, позже они легли, занялись любовью и провалились в безмятежный сон.

Для Гурни это состояние было чувством: все части мира, какими бы хаотичными ни казались, заняли свои места. Всё спокойно, неподвластно времени и неподвижно.

И вдруг эту идиллию рассёк звук — словно удар кинжала.

Тот самый свирепый, пронзительный вой, что он слышал ночью, когда на двери амбара кровью вывели послание «Тёмного Ангела». Только сейчас он звучал куда ближе к дому. Гораздо ближе.

— Дэвид, проснись!

— Я не сплю.

— Что делать? Включить свет?

— Нет. Никакого света.

Он выбрался из постели и быстро оделся в темноте. Достал «Беретту» из тумбочки и сунул за пояс джинсов.

— Что ты делаешь? — прошептала Мадлен.

Он не ответил. Проверил время на телефоне: минута первого. Вдали сверкнула молния; через несколько секунд — раскат. В прохладный влажный воздух из приоткрытого окна тянуло грозой.

Он набрал Хардвика. На другом конце ответили хрипло, сонно:

— Да?

— Прости, что разбудил, Джек. У меня гость.

— Есть план?

— Поймать. Установить личность. Задержать. Допросить.

— Это не план, — Хардвик прочистил горло с демонстративной тщательностью. — Это фантазия из методички.

— Предложишь лучше?

— Пуля в лоб, камни в карманы — и в твой пруд.

— Такой вариант всегда открыт. Загляни, если сможешь.

— Уже еду, Шерлок, заряженный.

Гурни убрал телефон. Снова сверкнула молния, гром прогрохотал ближе. Гроза надвигалась.

Мадлен сидела на краю кровати:

— Ты звонил Хардвику.

— Да.

— Почему не 911?

— Он будет быстрее.

— Быстрее, чем полиция в Уолнат‑Кроссинге?

— После десяти в Уолнат‑Кроссинге патрулей нет. Все вызовы уходят шерифу в Баундервилл.

— Тогда… — Она осеклась, уставившись в окно. — Что это?

Гурни посмотрел туда, куда она указывала. На листьях дерева у угла дома тлело едва заметное оранжевое свечение — слабое и дрожащее, как отблеск небольшого костра. Он придвинулся к окну. С той стороны пламени видно не было.

В кухне, через французские двери, всё стало ясно: у стыка нового сарая и курятника вспыхивало начало пожара. Мадлен пошла к дверям.

Он перехватил её:

— Стой! Этот сукин сын ждёт, чтобы мы вышли.

— Но нужно тушить!

— Потушим. Но не так. Этого он и хочет. Я выйду через чёрный ход.

Он рванул в спальню, натянул кроссовки и выскользнул через окно у кровати. Приземлившись на неровность в мокрой траве, резко подвернул лодыжку; боль погасил адреналин. Вытащил «Беретту», снял с предохранителя.

Тройной всполох молнии осветил посадки за домом. Никого. Он двинулся в темноте к ближайшему углу, обошёл его и добрался до торца, глядящего на курятник. Присел и осторожно выглянул из‑за водостока.

Огонь разгорался; отблески ясно подсвечивали