Русский иностранец Владимир Даль - Евгений Николаевич Никитин

Глава 3

Служба во флоте

Первое записанное слово

По дороге из Петербурга в Николаев произошло, казалось бы, малозначительное, но на самом деле очень важное для нашего героя событие, указавшее ему цель жизни и поэтому хорошо запомнившееся. Через полвека В. И. Даль в автобиографии напишет: «Во всю жизнь свою искал я случая ездить по Руси, знакомился с бытом народа. Почитая народ за ядро и корень, а высшее сословие за цвет или плесень, по делу глядя, и почти с детства смесь нижегородского с французским мне была ненавистна, по природе, как брюква, одним одно кушанье из всех, которого не люблю. При недостатке книжной учености и познаний, самая жизнь на деле знакомила, дружила меня всесторонне с языком: служба во флоте, врачебная, гражданская, занятия ремесленные, которые я любил, всё это вместе обнимало широкое поле, а с 1819 года, когда я на пути в Николаев записал в Нижегородской губернии дикое тогда для меня слово замолаживает (помню это доныне) и убедился вскоре, что мы русского языка не знаем, я не пропустил дня, чтобы не записать речь, слово, оборот на пополнение своих запасов».

Только через сорок с лишним лет начал выходить (при финансовой поддержке А. И. Кошелева) составленный В. И. Далем «Толковый словарь живого великорусского языка». Среди множества других есть в нем и такое гнездо:

«ЗАМОЛАЖИВАТЬ, замолодить пиво, мёд, приводить в винное броженье хмелем, навеселить; о квасе, приводить в кислое броженье. || Замолаживать, бзлч. орл. тул. и вост. пасмурнеть, заволакиваться тучками, клониться к ненастью, замывать[3]. – ся, начинать бродить, переходить в броженье; || быть замолаживаему. Замоложаветь? тмб. пен. захмелеть; опьянеть. Замолодеть? олон. о солнце, покрываться белыми тучками (не замолаживать ли?).

Николаев

Прибыв в Николаев и приступив к выполнению обязанностей мичмана, Даль 1-й стал всё яснее понимать, что для службы во флоте он не пригоден из-за подверженности морской болезни. Она отчетливо дала о себе знать во время тренировочного похода русской эскадры, состоящей из четырех кораблей, в июне – сентябре 1820 года. В команду одного из них, фрегата «Флора», входил мичман Даль 1-й. 13 июня он записал в путевой дневник: «Вчера и сегодня – два злые дня для меня; ветр свежий, и я уже брожу без головы. Неужели я весь свой век буду мучиться, таким образом, не будучи в состоянии помочь самому себе? Не только не приносить ни малейшей пользы отечеству и службе, но напротив того, быть в тягость самому себе и другим? Неприятная, сердце оскорбляющая мысль – надобно ждать облегчения от времени (если это возможно) или искать другую дорогу…» Огромным облегчением – наконец-то мучения кончились – пронизана предпоследняя запись в путевом дневнике, сделанная 9 сентября 1820 года: «Конец, и Богу слава! Якорь отдан, мы уже в своем месте на глубокой пристани». Красноречива и запись следующего дня, последняя в дневнике: «Вчера ввечеру же, наняв подводы, отправились благополучно на ночь в путь. Сегодня поутру, часу в девятом, приехали домой – кто был некогда в разлуке с милыми и был так щастлив вкусить опять благополучное свидание – тот знает его очарование, тот только может судить и о нашей радости!»

Даль 1-й пытался выйти на «другую дорогу», но сделать это сразу ему не удалось. В автобиографии 1868 года он написал: «Я родился в Лугани 1801 г. 10 ноября, в один день (года) с Лютером и Шиллером. Оттуда отца перевели главным доктором и инспектором Черноморского флота в Николаев, нас двоих братьев свезли в 1814 (правильно: в 1815. – Е. Н.) году в Морской корпус (ненавистной памяти), где я замертво убил время до 1819 года и отправился обратно мичманом. Меня укачивало в море так, что я служить не мог, но в наказание за казенное воспитание должен был служить, неудачно пытавшись перейти в инженеры, в артиллерию, в армию».

Волей-неволей приходилось служить во флоте. Но не всё для молодого человека складывалось печально. Случались и радости. Юный мичман предается творчеству: пишет стихи (дилетантские, правда), сочиняет пьесы. То, что вышло из-под пера, Владимир Иванович читает своим знакомым.

Кто же, помимо родителей, сестер и братьев, входил тогда в ближайший круг общения нашего героя? Первым назовем астронома Карла Христофоровича Кнорре. Ему позднее В. И. Даль посвятит свою «Сказку о Шемякином суде и о воеводстве и о прочем; была когда-то быль, а ныне сказка буднишняя». Кнорре сначала поступил на богословский факультет Дерптского университета, но в ходе обучения познакомился с профессором Василием Яковлевичем Струве и увлекся его геодезическими работами, в которых помогал профессору, а также его астрономическими исследованиями. В астрономии Карл Христофорович настолько преуспел, что, когда в 1820 году в Николаеве была открыта обсерватория Морского ведомства, В. Я. Струве предложил назначить ее директором своего ученика. С этим предложением согласились. Владимир Даль любил бывать в обсерватории в гостях у своего друга.

В круг общения Даля 1-го в Николаеве входил также Ефим Петрович Зайцевский. В 1818 году он, восемнадцатилетний юноша, был принят во флот гардемарином, за два года дослужился до мичмана. Зайцевский, как и наш герой, писал стихи, в середине 1820-х годов начал печататься. Успел опубликоваться в альманахе «Полярная звезда», издаваемом декабристами Александром Бестужевым и Кондратием Рылеевым. Ефим Петрович во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов служил на корабле «Париж», принял участие в знаменитом морском сражении под Варной и в штурме самой крепости. За проявленную отвагу и полученное ранение (разрывной пулей в руку) был награжден Георгиевским крестом 4-го класса и золотой саблей с надписью: «За храбрость».

Еще один николаевский литератор – Анна Петровна Зонтаг (урожденная Юшкова). Она писала прозу для детей и переводила сочинения иностранных авторов. Анна Петровна состояла в родстве с В. А. Жуковским (была дочерью его сводной сестры Варвары Афанасьевны Юшковой). В 1817 году вышла замуж за капитан-лейтенанта Черноморского флота Евгения Васильевича Зонтага и уехала жить к нему в Николаев, расставшись с родным селом Мишенское Белёвского уезда.

А. П. Зонтаг

С тем, что выходило из-под пера нашего героя, в Николаеве были знакомы многие. Его стихи распространялись в списках, а пьесы ставились. В. И. Порудоминский пишет:

«…по крайней мере, одна из Далевых комедий была поставлена. Это не так мало для