Н. А. Некрасов. Биография - Сергей Петрович Андреев

На чьих гробах я преклонял колени

И клятвы мести грозно повторял,

Зато кричат безличные: ликуем!

Спеша в объятья к новому рабу

И пригвождая жирным поцелуем

Несчастного к позорному столбу.

Вскоре он покидает Петербург и уезжает в свое имение Карабиху. Вдали от удивленных и презрительных друзей, от ликующих врагов, в ярославской глуши проводит он лето и осень.

Но с прекращением «Современника» Некрасов не оставил мысли об издании журнала. Он привык к кипучей журнальной работе и не мог жить без нее. Осенью 1867 года Некрасов берет в аренду «Отечественные записки». Огромный издательский опыт Некрасова помогает ему в короткий срок совершенно преобразить журнал. К сотрудничеству в «Отечественных записках» были привлечены старые сотрудники «Современника», и журналу было придано направление, которое стояло в непосредственной связи с направлением его погибшего собрата. Член цензурного комитета Юферов писал, что «Отечественные записки» «не только предаются крайним утопическим увлечениям „Современника“, но стараются представить совершенно верное продолжение этого, приостановленного по высочайшей воле, издания: подбор статей, система их расположения, содержание их, внешний вид издания, даже шрифт — все это как бы воскрешает „Современник“, только под названием „Отечественных Записок“. Вредные стремления этого издания высказываются преимущественно в скорби о бедном народе и вообще всей меньшей братии, в недоброжелательстве к высшим классам общества и в особенности к дворянству, в систематической группировке и подборе мрачных явлений нашей жизни, в сочувствии западным лжеучениям и молодому поколению в его нигилистических проявлениях и в особенности в пессимистических взглядах на наш государственный строй и очевидной враждебности к правительству».

XIII

О Некрасове в обществе ходили самые разнообразные толки, порочащие его личность и творчество.

Такие обвинения поддерживались и всячески раздувались людьми из реакционного лагеря, которые ненавидели революционную некрасовскую поэзию.

Ставилась ему в — вину и та богатая и обеспеченная жизнь, которую он вел после того, как сумел упрочить свое материальное благосостояние, и его пристрастие к картам и т. п.

Многочисленные показания людей, близко знавших Некрасова, опровергают эти обвинения. Чернышевский, например, писал:

«Он был хороший человек с некоторыми слабостями, очень обыкновенными».

В приводившемся нами выше письме Чернышевский говорил:

«Он действительно был человек очень высокого благородства».

Ольга Сократовна Чернышевская (жена Николая Гавриловича) писала:

«Николай Гаврилович (Чернышевский. — С. А.) был очень к нему (Некрасову. — С. А.) привязан, не только любил, но и уважал. Нечего и говорить о том, что Некрасов вполне заслуживал такое отношение к себе. Сколько небылиц о нем сложили, сколько клевет распустили, а между тем он был простой и добрый человек. Да, простой и добрый… Много добра делал и бедным литераторам, и студентам. И заметьте, не любил об этом говорить. Мало того, требовал, чтобы и другие не говорили, в особенности тем, кому помогал. Николай Гаврилович о нем всегда с неизменной симпатией отзывался».

Ипполит Алексеевич Панаев так характеризует Некрасова:

«Это был человек мягкий, добрый, независтливый, щедрый, гостеприимный и совершенно, как говорится, простой. Но достаточной твердостью характера он не обладал. Обстоятельства сложились так, что ему почти всю жизнь пришлось проводить в полуофициальных кружках. Это не была его естественная среда, потому что в ней он не мог чувствовать себя свободным: внутренние движения были связаны, стеснены, сердце сжато. Вследствие этого, несмотря на врожденные мягкость, снисходительность и простосердечие, внешние приемы казались, иногда, сухими, угловатыми, и от них как бы веяло холодом…»

Определенную роль в возникновении неприязненных слухов и толков играло также то, что Некрасов болезненно любил сам себя обвинять во всяческих преступлениях. Эти самообвинения распространялись в публике, которая принимала взведенные Некрасовым на себя преступления за чистую монету.

В то же время Некрасов не любил говорить о своих добрых делах.

В Некрасове было много благородства. Поразительным было его поведение в так называемом «деле Огарева». Чтобы не скомпрометировать Панаеву, Некрасов берет на себя вину в присвоении чужих денег. Страшное негодование обрушилось на Некрасова. А он, невиновный, угрюмо и упорно молчал. Шестьдесят лет тяготело над ним чудовищное обвинение. И только недавно была установлена скрытая Некрасовым его полная невиновность.

XIV

Надорванный нищетой, голодом, непосильным трудом, которые были участью Некрасова в первые годы петербургской жизни, Некрасов никогда потом не пользовался полным здоровьем. Он часто впадал в беспричинную и глубокую «хандру». Почти по двое суток валялся он тогда на диване и мрачно молчал.

В 1853 году у него заболело горло. Он потерял голос и говорил пугающим, еле слышным, свистящим шепотом. Три года врачи не могли установить, что это за болезнь. Оправился Некрасов только после поездки в Италию.

В 1875 году у Некрасова появляются признаки болезни, сведшей его в могилу.

Осенью 1876 года Некрасов пишет из Ялты: «Я как скелет, ноги едва двигаются». В октябре этого года он возвращается в Петербург. «Воротился из Крыма Некрасов — совсем мертвый человек», пишет Салтыков в письме к Анненкову.

Умирание длится еще свыше года. Несмотря на болезнь (рак), Некрасов продолжает много писать и работать. Так, живя в Ялте, он пишет четвертую часть знаменитой поэмы «Кому на Руси жить хорошо».

И вот, когда стали глохнуть и иссякать силы, когда в сознании измученного болезнью человека все отчетливее стала утверждаться мысль о неизбежности рокового конца, тогда поэт, в эти торжественные и страшные дни, подводит окончательные итоги прожитой жизни. И давящее сомнение закрадывается в душу:

Я умру — моя померкнет слава,

Не дивись — и не тужи о ней!

Знай, дитя: ей долгим, ярким светом.

Не гореть на имени моем:

Мне борьба мешала быть поэтом,

Песни мне мешали быть бойцом.

Кто, служа великим целям века,

Жизнь свою всецело отдает

На борьбу за брата человека,

Только тот себя переживет…

И вот потрясающее обвинение:

Я на столько же чуждым народу

Умираю, как жить начинал.

И когда наступит конец и надо будет рассчитываться с умершим, тогда

… некому будет жалеть.

Когда «Последние песни», в которых выразились думы и чувства умирающего поэта, были напечатаны, когда широкие массы узнали о мучениях поэта и об этих страшных его сомнениях, в обществе поднялась огромная волна сочувствия Некрасову и протеста против его сомнений и самообвинений.

В газетах и