Это я — Елена: Интервью с самой собой. Стихотворения - Елена Щапова-де Карли

страшное молчание выжидало. И вдруг человек в красном плаще с лицом, которого потом никогда не вспомнишь, когда проснешься (а не помнишь ты его потому, что его просто и не было), был все тот же серый тенетный мешок, а, может быть, не мешок — сачок с двумя прорезями… Невидимый ужас, знакомая смерть, и тогда человек в красном плаще размахнется «…Не мертвых, а полуживых, царь-то их осьмиглавил». «Ах, — крикнешь ты, — возьмите ваши кольца назад и верните мне мои пальцы!» Какие у тебя тонкие руки, а пальцы… — таких не бывает. Можно, я подарю тебе это кольцо, это моя любовь, и просьба — помнить до конца дней твоих. С возрастом память уже не так отчетливо видела их лица, но те, которые были не безразличны, запомнились, а больше всех их запомнилось из детства и юношества. Запомнилось и то, когда я посмотрела на ее грудь, и молоко ее показалось мне ужасно невкусным. Я прекрасно помню тот миг, когда грубо отпихнула ее, а вот — как говорила она, что сегодня я от груди отказалась, — этого не помню.

Примерно через пятнадцать минут женщина спустилась вниз. Она казалась скорее уродлива, чем красива, ее тяжелые бедра напоминали о земле. Она отдулась по-паровозьи и вышла почти с деловым выражением.

— Вы любите страдать?

— Да, я люблю удовольствия.

Так, например, я получаю удовольствие от чтения:

Генрих берет Германию в руки,

Гегель бросает плоды науки,

Гиммлер и Геббельс танцуют Штраус,

Ну а в России — порвали парус, и умер-то он не каясь…

Все-таки Германия и Россия очень близки, думаю, что России нужно захватить всю Германию, а не Афганистан. Конечно, Индия и белые слоны — это мечта детства, но чтобы покорить дикий народ нужно быть морально устойчивым, а не курить марихуану и гашиш. Если бы был жив Сталин, то он бы сказал: «Расстрел за предательство Родины!», а Геббельс велел бы выдавать немного кокаина или СПИДа…

…После этой речи Жанна д’Арк подняла бокалы за дорогую Францию. Огонь костра таращил языки. Русская империя пела народные песни. «А Англия?» — только пожимала плечами Индия.

Впрочем у них еще осталось серебро.

— Значит, вы думаете, что Советы хотят захватить весь мир?

— Я думаю, что я хочу доесть этот салат.

— Простите, вы сколько получаете?

— Я?

— Да.

— Сто тысяч в год.

— А хотели бы получать триста?

— Ну конечно, хотя, правда, за что? Впрочем, я не святой…

— Да не ломайтесь, за вашу же работу, которую вы делаете сейчас.

— Ну, хотел бы…

— А, что, по-вашему, грандиознее: Римская империя или Италия?

— «Римская империя» — более торжественно, но я христианин.

— Тогда вас бросают на растерзание ко льву! Фанатизм побеждает.

Да, если идея гениальна. А если нет?

— Вы когда-нибудь чувствовали запах крови?

— Я чувствовала запах мяса.

— Что больше всего привлекает ваше внимание?

— Женщина на балконе, когда она меня не видит.

— Вы верите в Бога?

— Знаете, этот же вопрос я задала девушке Тане. Она ответила: «Да, если он человек».

— Ну а вы?

— Когда мне очень плохо, я прошу его о помощи.

Когда вы просыпаетесь с утра

И чувствуете боль

Что вдруг ползет по стенке живота

То вы не скажете: «Ах, это тетя смерть!

Сейчас не время, глупая, не сметь!» —

Вам даже не придет такая мысль

Вы, как всегда, войдете в свой халат

Глоточек кофе, булка, шоколад…

Я проснулась утром от ужасной боли в правой стороне живота, но обращать внимание на такие мелочи у меня не было времени. Сегодня предстоял большой показ у одного из самых крупных дизайнеров Нью-Йорка. Пятьсот долларов на дороге не валяются, поэтому быть больной я не имею права. Я встала, как всегда приняла душ, вымыла голову и отправилась на работу. Денег не было даже на автобус, поэтому я потащилась пешком. На мне висела тяжелая сумка с тонной косметики, коробка с электрическими бигудями, несколько пар запасных колготок, легкий халат и маленькие тапочки, щетки, лосьоны и кремы. Все это составляет необходимость любой модели, и все это она всегда таскает с собой. Обычно я очень быстро хожу, но сегодня из-за этой проклятой боли мне пришлось останавливаться несколько раз.

Когда я пришла, как всегда был страшный ажиотаж. Десятки моделей, десятки помощниц, снующие осветители, работники сцены, ответственные за показ, дизайнер, его помощник, его бой-френд, его секретарь, официантки с кофе и шампанским. В общем, жуткий бардак и суета. Зал был огромный и сотни американских леди и джентльменов ожидали увидеть новое модное чудо сезона. Билл Блас — это не Флавия и Кори. Билл Блас рассчитан на богатого буржуазного американца, на его привычную консервативность и то, что называется хорошим вкусом. Но несмотря ни на что, через все это просвечивают все те же американские клетчатые штаны.

На время всей этой кутерьмы я забыла о боли, ее заглушила музыка и нервное напряжение. На все ушло часа четыре, если не пять.

Обратный путь домой напомнил о средневековых пытках. Кое-как я дотащилась до своего респектабельного дома с дорогим подъездом, дорменами[19] и со всегда готовым к услугам черным лимузином и черным шофером. Я въехала в эту квартиру совсем недавно по моему возвращению из Парижа.

Это была маленькая двухкомнатная квартира с окнами, выходившими не на Сентрал Парк Саус, где и находился дом, а на черный колодец. Впрочем, в Нью-Йорке хороший вид мало кто имеет. Вечно горящее электричество и совершенно пустая квартира. Вру, мне был оставлен диван-кровать ужасного красного цвета. Бывшая владелица, леди Кэрол, еще хранила здесь какие-то коробки с утварью. Высокая красивая брюнетка тридцати четырех лет была когда-то замужем за английским лордом. Он познакомился с ней на корабле, где Кэрол подрабатывала тем, что таскала какие-то мешки, уж Бог знает — с каким товаром. Старый лорд влюбился в романтическую американскую девушку и предложил ей выйти за него замуж. Так странная американская девушка стала леди Кэрол. Но вскоре правда раскрылась. Кэрол предпочитала героин и буддизм старому лорду, а опасная перепродажа наркотиков возбуждала ее гораздо сильнее, чем верховая езда по парку. Лорд ее бросил, отобрав также титул и все привилегии.

Я легла на красный кусок диваньего мяса и стала разговаривать с болью.