Идеальный капитан - Макс Воронов

обе мои бутылки, а теперь одаряет от щедрот. Тот ещё пройдоха. Но я воспользовался шансом на полном серьёзе: недвусмысленно уставился на стоящие рядом бутылки коньяка и джина и принялся цокать языком, как давно не пил «вертушку», вон у господина генерала как раз и водка имеется, какое удачное стечение обстоятельств…

Главный со скрипом, но всё же замешал нам по «вертушке». После третьей стопки – раздобрел, воротничок расстегнул. После пятой – на его физиономию наползла фирменная хитрая улыбочка. Значит, скоро будет: «А что, Блэйк, не переместиться ли нам в кладовку?»

«Кладовкой» у Сикорски зовётся офицерская спальня, которая официально ничейная, но все знают, что там ночует генерал, когда не хочет идти домой – а бывает это часто. Соответственно, там, как и во всех офицерских комнатах, есть доставка, где можно заказать ингредиенты для продолжения банкета.

Переместившись в «кладовку», мы принялись вспоминать прошлые годы, наши с ним совместные вылеты, да какие раньше пилоты были – не чета нынешним… Могли крейсер на одном двигателе посадить… А пилотки-то какие были – сплошь красавицы… И медички тоже были все как на подбор… А если послушать Главного, так он их всех перетрахал – и медичек, и пилоток, и вообще всех, кто под руку попадался, после такого количества «вертушек» уже не разобрать конкретные детали его похождений. Ясно только, что он крутой мужик, герой влажных грёз всех пилоток – тфу, то есть женщин – и нашего города, и двух соседних.

В общем, засиделись мы так, что на следующий день я еле встал на работу. «Вертушка» имеет такое название неспроста: утром моя кружащаяся голова так и норовила улететь куда-то прочь от заплетающихся ног, и орать мне уж точно не хотелось, так что Эрику повезло. Я просто озвучил ему посыл как в той песне: «Теперь ты в армии», – что, мол, нужно отставить эти смехуёчки и придерживаться дисциплины. А если не понимает, так ведь можно прямо отсюда в полицию пройти – выяснять его личность и прочее, – однако ему стоит помнить, что полицейские к мутантам без документов настроены не особенно любезно, и из отделения можно не выйти.

Эрик сделал смущённую морду, сказал, что будет стараться, пить не будет совсем-совсем и вообще очень благодарен за помощь. Так извинялся и испуганно хлопал глазами, что даже как-то слишком. Переигрывал.

Тут я – на фоне похмелья от «вертушек» растеряв привычный оптимизм – впервые пожалел, что не сдал его в полицию, а зачем-то повесил себе на шею. Ну, раньше мне всё казалось, что он нормальный – и по поведению, и по моим ощущениям от него. Но вот как с корабля на Землю сошёл, стал какой-то… другой. Словно маску надел. Любезный такой, охотно поддерживает разговор, смотрит-кивает, даже улыбается если нужно – открыто, с готовностью, – но я же чувствую, что всё это враньё, а на самом деле от него постоянно фонит напряжением. Уж я-то всю жизнь в армии, что я, всю эту паранойю с ПТСР не видел? Вот у Эрика – как раз этот взгляд, ненавязчиво сканирующий всё вокруг в режиме «поиск угрозы». Вроде физиономия спокойная, но всех людей держит в поле зрения, спиной не поворачивается и в целом предпочитает держаться возле стен или иных укрытий.

С другой стороны, обстановка здесь для него новая, и я уверен, что непривычная. И в подразделении он – единственный мутант на толпу людей, в таких условиях трудно быть спокойным, так что его поведение вполне оправданно. А уж если вспомнить, при каких обстоятельства я его нашёл…

Ладно, подожду с полицией, дам ему ещё шанс. Просто… Не знаю, неприятно теперь с ним разговаривать, на корабле он мне больше нравился. Там он внушал опасение и недоумение своим отсутствующим видом, но казался более искренним. А теперь…

6.

Понятно, что при таких делах следил я за Эриком внимательно, ещё и несколько человек из подразделения попросил дать знать, если что. Однако ничего криминального не было. Парень тихий, спокойный. Держится отстранённо, сам ни к кому не лезет, на тычки и подначки не реагирует. Умный, на экзаменах хорошие результаты показывает. Исполнительный – отличное качество для армии.

Однажды я в шутку предложил Эрику помочь мне с отчётами, а на следующее утро он действительно постучал в дверь моего кабинета – помогать. В первый момент я удивился, но, подумав, согласился: бумажной работы много, делать её никто не любит, а некоторым – как лейтенанту Фрэнку – вообще не хватает соображения, так что от добровольной помощи отказываться не стоит. К тому же так я получил возможность наблюдать за Эриком постоянно: нет ли неадекватных странностей или не подворовывает ли он скрепки… Просто удивительно, сколько воришек палится на мелочах, а мне совсем не надо, чтобы он, безнаказанно начав со скрепок, потом обнаглел и решил, что в части слишком много безнадзорных боеприпасов.

В общем, так и вышло, что рядовой Смит начал фактически исполнять обязанности моего помощника, пока лейтенант-майор – задери его коза – Фрэнк сидел в приёмной и хлопал своими тупыми глазами.

Здесь мы с Эриком стали больше общаться, и снова он стал мне симпатичен. Когда сидели в кабинете, закопавшись в документах, это его напряжение отступало, становился он посвободнее, а то даже какие-то эмоции выражал: удивление, интерес, смущение и раздражение – это если что-то не получалось. Первым разговор никогда не начинал, однако на мои реплики отвечал. Хотя мне всё равно казалось, что он делает это больше из вежливости, поэтому я особенно к нему не лез и личные темы не затрагивал.

В общем, обычный человек. Может, зря я на него окрысился. Если у парня была такая жизнь, что его в костёр запихнули, то неудивительно, что он теперь никому не доверяет. А я-то хорош: требую, чтобы он дружил с сослуживцами, пиво с ними пил и шутки про баб шутил, а если нет – подозрительный какой-то, в полицию его! Как будто себя в учебке забыл, когда был один против толпы людей.

А ещё чем дальше, тем больше мне нравилась помощь Эрика: наконец-то у меня под рукой оказался адекватный и сообразительный работник, а подозрительного за ним я не замечал при всём желании.

Может, для всех остальных он выглядел неприглядно – тощий, бледный, глаза эти странные, – но я при взгляде на Эрика видел совсем другое – огромный прогресс. Я-то живо помнил его изначальное состояние – уголёк, который чудом не двинул кони.