Louis Vuitton. История модного дома, ставшего символом роскоши - Алессия Лаутон

В роли Пины Маньяни проявила себя незаурядной актрисой, обладающей драматическим даром, который не оставил равнодушными ни зрителей, ни критиков. Незабываемая сцена ее смертельной погони за грузовиком, в котором немцы увозят ее любимого мужчину, вывела итальянское кино из оцепенения, в котором оно пребывало до этого. Актриса получила премию «Серебряная лента» как лучшая актриса второго плана и окончательно прославила свое имя, став эмблемой нового итальянского кино, а ее характер женщины из народа, сильной, способной на большие чувства, мужество и щедрость, привлек к ней внимание всего мира. Маньяни – цельную, настоящую и так непохожую на голливудских див – Louis Vuitton одарил целым сонмом чемоданов и сундуков.

История актрисы, дочери неизвестного отца и оставившей ее юной матери-швеи, которая сразу же после родов доверила дочку бабушке по материнской линии и, чтобы избежать публичного скандала, переехала в Александрию, не так уж сильно отличается от истории маленького Луи Вюиттона, который после смерти своей матери бежал в Париж, не поладив с мачехой, тоже швеей. Две полные горечи истории, породившие два нерушимых мифа.

Анна Маньяни стала не просто оскароносной актрисой. Антидива первой величины, с глубокими пылающими глазами и непокорными волосами, она – ключевая фигура итальянского неореализма. Символ Италии, исцеляющейся от ран, нанесенных войной.

Время идет, и очередной чемодан от Louis Vuitton занимает место в колонках о путешествиях, появляющихся на страницах Vogue. Элегантная и универсальная сумка Express, родившаяся в 1930 году, описывается как идеально подходящая для города и коротких поездок.

Прошли годы, и в нее безумно влюбилась юная Одри Хепберн. В 1965 году она обратилась к Дому с просьбой создать для нее индивидуальную версию, чуть меньшую, чем та, что была на рынке в то время (30 сантиметров). Икона стиля и изящества, Хепберн уже тогда была звездой. Фильм «Римские каникулы» принес ей «Оскар» в 1954 году. Хепберн перевернула каноны женской красоты и утвердила утонченную, но легкую, простую моду. Одри миниатюрна, стройна, с большими, выразительными темными глазами и обворожительной улыбкой. Так непохожая на голливудских секс-бомб, Одри, в прошлом танцовщица, сумела создать модель стиля, не имеющую аналогов.

Сразу после «Римских каникул» кинокомпания Paramount Pictures предложила ей контракт на семь фильмов с двенадцатимесячными перерывами между работой, чтобы она могла выступать в театре. В 1954 году Хепберн вернулась на театральную сцену, чтобы сыграть главную роль в спектакле «Ундина» с американским актером и режиссером Мелом Феррером, за которого в том же году она вышла замуж.

В 1955 году звезда получила престижную награду: жюри «Золотого глобуса» присудило ей «Премию Генриетты» за лучшую женскую роль в мировом кино. После роли Наташи Ростовой в фильме Кинга Видора «Война и мир» (1956) она блистательно сыграла в фильме «Забавная мордашка» вместе с Фредом Астером (1957), исполнив роль юной, мечтательной продавщицы книжного магазина, которую влюбившийся в нее фотограф сделал своей моделью. Это один из немногих фильмов, давших ей возможность снова проявить свой талант танцовщицы в дуэте с Фредом Астером.

«Любовь после полудня» (1957) – плод нового сотрудничества с режиссером Билли Уайлдером. Затем – «Зеленые поместья» ее мужа Мела Феррера и «История монахини», фильм, принесший ей третью номинацию на «Оскар». В нем она сыграла роль монашки, работавшей в Конго медсестрой, но через семнадцать лет сложившей духовный сан, чтобы продолжить свою благотворительную деятельность в светском мире. Годом позже она сыграла роль полукровки, защищаемой Бертом Ланкастером, в вестерне Джона Хьюстона «Непрощенная».

Лучшим в карьере Хепберн стал незабываемый фильм Блейка Эдвардса «Завтрак у Тиффани», в котором ее замкнутая и интровертная героиня противостоит буйному и экстравертному персонажу Джорджа Пеппарда. Одри блистательна, эффектна, загадочна. Ее Холли Голайтли, молодая, лишенная комплексов, со страстью к бриллиантам, считается одним из самых запоминающихся и ярких образов американского кино XX века.

Одри Хепберн, пользующаяся известностью во всех уголках земного шара, хочет, чтобы ее Louis Vuitton идеально гармонировал с ее изящной фигурой. Так родилась самая маленькая модель сумочки Speedy 25.

Она и сегодня остается одной из флагманских моделей Дома. Элегантная и компактная, выполненная из мягкого полотна Monogram, она напоминает нестареющую икону, подернутую изысканным флером современности. Ее форма с характерными линиями дополнена двумя кожаными ручками и замочком с монограммой Louis Vuitton.

Возрождение

В 1970 году, со смертью Гастона-Луи, дела компании пошли на спад. Дом моды пришел в упадок, и у него осталось всего два магазина – один в Париже, второй – в Ницце. Но поскольку все проведенные экспертизы фиксировали значительный потенциал фирмы к развитию, речи о ее продаже не было.

Сыновья Гастона-Луи старались не покладая рук найти правильную стратегию выхода из трудной ситуации: старший, Генри-Луи, занимался продажами и магазином в Париже, а младший, Клод, – производством и складом в Аньере. Для продвижения бренда на перспективных направлениях – в Японии и Италии – они пригласили специалиста (впервые в истории Дома) не из членов семьи. Но настоящий взлет связан с блестящим союзом двух зятьев Гастона-Луи – мужей его сестер Одиль и Дениз – Анри Рекамье и Жана Ольястро.

Когда в 1977 году Анри Рекамье было предложено занять пост президента компании, ему было шестьдесят пять лет. Братьям Вюиттон хватило интуиции, чтобы доверить компанию этому необычному человеку. Он построил свою карьеру, занимая управленческие должности в сталелитейной промышленности, и посчитал, что те же методы управления возможно применить даже к такому замшелому семейному бизнесу.

Оборот в 77 миллионов, две торговые точки и 1500 квадратных метров производственных площадей – таков был актив семьи Вюиттон в то время. Рекамье решительно применил жесткую стратегию: полный контроль администрации над всеми этапами производственной цепочки, открытие сети магазинов, полностью принадлежащих Дому. В результате бренд начал возвращать утерянные позиции.

«С самого начала интерес был исключительно экономическим, ибо существовало много возможностей для оптимизации работы с продуктом на разных этапах цепочки – от производства до покупателя: маржа от производства, маржа от дистрибуции, маржа от розничной торговли. Здесь было над чем усердно поработать», – говорит Андре Сакау, правая рука Рекамье. Но самая большая заслуга дальновидной стратегии президента компании – это освоение японского рынка.

Парижский магазин Louis Vuitton всегда был полон японцев, раскупающих все, что в нем представлено. Рекамье отправился в Токио и в 1978 году открыл там первый магазин Дома в Азии. «Это было время, когда японские покупатели путешествовали по всему миру. У нас появилась новая клиентская база, мы просто должны были соответствовать ей. Конечно, из Японии мы понемногу распространились по всему миру. Мы следовали за спросом покупателей», – снова говорит Сакау.

Возглавивший японский филиал Кёдзиро Хата на протяжении многих лет разрабатывал