Дар Асафа и Майи - Борис Асафович Мессерер

обоснованно считали, что искусство, которому они отдали всю свою жизнь, на родине угасло. Произошла первая – историческая – встреча звезд императорского балета с представителями молодого поколения советского балетного искусства – Асафом и Суламифью Мессерер. Зал был переполнен неравнодушными зрителями, среди них находились князь Сергей Волконский и легендарный артист Серж Лифарь – звезда «Русских сезонов», а на тот момент премьер балета театра Grande Opera. Через пятьдесят лет (!) он в личном письме к Асафу вспомнит это выступление и успех Мессерера. На буклетной программке того легендарного вечера Серж Лифарь начертал: «Первое появление советского прекрасного танцовщика на Западе». – И дальше в продолжение этой надписи: – Дорогому другу и танцовщику, меня восхитившему, а сегодня мудрому и даровитому педагогу – на память о нашем танцевальном поединке в Париже в 1933 году».

Асаф Мессерер в балете «Тщетная предосторожность». Асаф Мессерер – в роли Колена

А князь Сергей Волконский, известный парижский театральный критик, отозвался на выступления Асафа и Суламифи Мессерер восторженной статьей:

«…С первых же номеров из балета «Дон-Кихот» (адажио, две вариации и кода) зал прямо ахал… К числу особенных достоинств надо отнести отменную ритмичность. Не только приятно, что сам танец следует за музыкальным рисунком, но в высшей степени удовлетворяют такие места, как, например, выход Пьеро и Пьеретты, столь картинно и с такою несомненностью провозглашающий и вступление, и фермату…» И далее об Асафе Мессерере: «Высота прыжков Мессерера, широта, с которою он в несколько обхватов облетал сцену, количество последующих пируэтов (даже пируэты в воздухе!) и внезапная неподвижность остановок завоевывали все больше…»

Князь был влиятельным в русских кругах критиком, пишущим о театре и о балете. Его статьи выходили в русскоязычной газете «Последние новости», где регулярно соседствовали с рассказами лучших русских писателей – Бунина и Набокова. Кроме того, поражали воображение и его родственные связи. Он был внуком знаменитого декабриста Сергея Волконского, проведшего двадцать пять лет в сибирской ссылке, и Марии Раевской, последовавшей за мужем в ссылку. В нее был влюблен Пушкин, посвящавший ей стихи. Князь был писателем, как и его дед-декабрист. Марина Цветаева, тесно дружившая с князем Волконским еще в полуголодной Москве, обращала внимание, что ритмика его прозы «природная», и высоко ценила ее: «В ней – если кто-нибудь и побывал, то только, вероятно, один Бог!»

После выступления за кулисы пришли знаменитые петербурженки Матильда Феликсовна Кшесинская, Ольга Иосифовна Преображенская и Любовь Николаевна Егорова в сопровождении князя Сергея Михайловича Волконского. Из воспоминаний моего отца: «Говорили все разом, особенно оживленно Кшесинская. Егорова, помню, сказала, что не ожидала, что в Советском Союзе могут так танцевать. Их изумление было вполне искренним».

Люди, разбирающиеся в балетном деле, знают, какое значение имеет возраст танцовщиков. Так вот, Суламифь Мессерер в то время было 25 лет, а Асафу – 30. Я акцентирую внимание на возрасте, чтобы подчеркнуть – артисты находились в самом расцвете творческих сил. И знаменитые петербургские балерины получили яркое свидетельство того, как процветает балетное искусство в России.

Асаф Мессерер не мог поверить, что перед ним стояла «царица» петербургского балета – Кшесинская! Это о ней всесильный и остроумный Владимир Аркадьевич Теляковский, директор Императорских театров, писал, что истинной директрисой Мариинского театра до революции была именно она!

«Кшесинской было за шестьдесят, но выглядела она просто великолепно. Необыкновенно нарядная, сияющая, с веселыми умными глазами. Рядом с ней ее ровесница Преображенская казалась сухонькой, сгорбленной старушкой. Прощаясь, Матильда Феликсовна Кшесинская сказала очаровательным тоном повелительницы: «Приходите ко мне завтра, я вас жду!» Преображенская сделала то же самое, но деликатно, даже с просительной интонацией. Того блеска преуспевания, который излучала Кшесинская, в ней совсем не было.

Меня не нужно было упрашивать. Увидеть класс Кшесинской!»

Одновременно со словами отца вот свидетельства Суламифи Мессерер:

«Мы с почтением взирали на этих звезд, сиявших на сцене Мариинского театра на рубеже веков.

Любопытно, что Волконский пришел с Кшесинской: ведь когда-то они враждовали. Это из-за нее он подал в отставку с поста директора Императорских театров, ибо Кшесинская, пользовавшаяся особой благосклонностью царской семьи, не намеревалась следовать его предписаниям и фактически диктовала в театре свои условия. Впрочем, я поняла, что к тому времени в эмиграции все они давно примирились.

Матильде Кшесинской, знала я, должно быть лет шестьдесят, не меньше. Но, молодо-элегантная, улыбающаяся, она так и виделась мне в своей роли почти полувековой давности – истинной императрицей петербургского балета…

В начале века Кшесинскую пытались «сместить с трона» Преображенская и итальянские гастролерши. Тщетно. Матильда Феликсовна делиться славой была не склонна. Победа осталась за ней. Потом она эмигрировала в Париж и в 1921 году вышла замуж за великого князя, если не ошибаюсь, Андрея Владимировича.

И вот она сейчас стоит передо мной. Уже не балерина Кшесинская, а княгиня. И я говорю ей: “Здравствуйте! Спасибо! Ну что вы, что вы…” Невероятно!»

Как назвать сына?

Во время гастролей в Париже Асаф получил телеграмму: «У тебя родился сын, беленький, хорошенький. Поскорей возвращайся! Как ты предлагаешь его назвать?» Эту радостную весть послала моя мама Анель Алексеевна Судакевич. На что последовал неожиданный лаконичный ответ отца: «Только не Юрий и не Герман!» Что это значило и с чем связано, была ли это шутка или выстраданное решение, я до сих пор не знаю! Забавно, потом, в юности, у меня был школьный товарищ, который носил имя «Юрий» и фамилию «Герман». Мне ничего другого не остается, как извиниться за подобную шутку перед всеми Юриями и Германами,

Асаф Мессерер с Борей и Аликом в Поленове. 1930-е

Асаф Мессерер с сыном. 1930-е

Кроме обладателей имен Юрий и Герман, еще пострадал американский импресарио. Он пригласил отца в Америку, но отец отказался от гастролей по причине рождения сына.

Дмитрий Шостакович (1933–1936, 1941, 1947, 2003 годы)

Асаф Мессерер был хорошо знаком с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем лично, но их связывали и творческие замыслы. В Поленове летом 1933 года Шостакович заканчивал работу над балетом «Светлый ручей», который через некоторое время должен был предстать перед зрителем Большого театра. Но судьба балета сложилась несчастливо.

Балет был впервые поставлен на сцене ленинградского Малого оперного театра балетмейстером Ф. В. Лопуховым (либретто А. И. Пиотровского и Ф. В. Лопухова), а затем перенесен на сцену Большого театра в ноябре 1935 года. А уже через год, в декабре 1936 года, в Большом состоялась премьера оперы «Леди Макбет Мценского уезда» («Катерина Измайлова»). Композитор создал подряд два музыкальных шедевра, что наглядно показало расцвет таланта Шостаковича.

Пока шла работа над «Светлым ручьем», отец обратился к Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу с просьбой о встрече. Они увиделись в гостинице «Гранд-отель», когда композитор приезжал из Ленинграда в Москву. Отец рассказал Дмитрию Дмитриевичу о своей идее поставить балет