Заклинатель снега - Эрин Дум

Наконец-то я дома.

Воздух щипал кожу. У воздуха был запах, тот самый. В лицо ударил внезапный порыв ветра, и я прикрыла глаза, глубоко вздохнув: наполнила легкие этим ветром и поняла, как сильно я по нему скучала. Я действительно вернулась.

Идя по улице, я слушала, как земля хрустит под ногами. Всю дорогу к дому меня не покидало ощущение, что я двигаюсь, как сломанная марионетка, волоча за собой оборванные нити, на конце каждой из них было сожаление. Но, продвигаясь по дороге в окружении гор, знакомых мне с рождения, я чувствовала, что здесь, среди них, я смогу исцелиться. Лучшего лекарства мне не найти.

Я подняла глаза. Дорога раздваивалась, извиваясь в снегу, как лента. И я шагнула на заветную тропинку из моих воспоминаний.

Ничего не изменилось. Вот поленница, накрытый брезентом пикап, ржавый почтовый ящик. А чуть дальше, на фоне лиственничного леса, бревенчатый домик, аккуратный, целехонький – такой, каким я его и оставила.

На мгновение я потеряла чувство реальности. Я вернулась в то время, когда приходила из школы и через окно с улицы видела нашу гостиную. В духовке пеклось печенье, и по дому витал аромат имбиря.

И папа как будто был там, стоял ко мне спиной. Только что нарубил дров, рукава свитера закатаны до локтей, и пар от дыхания делал его еще более реальным, чем когда-либо. Делал его живым… У меня перехватило дыхание.

За окном промелькнула тень. Напрасная надежда лихорадочно забилась в моем сердце. Я побежала к дому, несколько раз споткнувшись на гравиевой дорожке. Рюкзак хлопнул меня по спине, когда я достала связку ключей и, взлетев на крыльцо, вставила нужный в замок.

Я распахнула дверь и замерла на пороге.

Он обернулся, стоя у плиты. Кудри были, как всегда, растрепаны, а глаза сверкали улыбкой, когда он сказал: «С возвращением, Айви».

В полумраке гостиной мелькнул пушистый хвост – енот шмыгнул мимо дивана и протиснулся в дыру в разбитом окне. Я стояла в дверях, окруженная тишиной.

Надо же, на мгновение я действительно поверила, что найду его здесь.

Я медленно обернулась и посмотрела на доски крыльца, на которых виднелись следы только моих ног. Его здесь не было.

Ветер дул сквозь мрамор надгробий, неся запах земли и снега. Вокруг меня снова царила тишина. Кулон покалывал кожу под свитером, пока я смотрела на белую плиту, чтобы напомнить, что он тут, никуда не делся. Что папа когда-то был рядом со мной.

Не безумие разрывало мне грудь: даже если мир продолжал жить своими заботами, существовала жизнь, в которой папа был со мной.

У меня не хватило смелости прикоснуться к плите. Мне казалось, что если я это сделаю, то распадусь на куски. Я, хрупкая и никчемная, просто стояла, глядя на папу среди подснежников, которые я ему принесла.

Я хотела показать ему, какая я сильная, ведь именно такой он меня считал. Но снова видела его в прошлом, когда была маленькой слабой девочкой.

Он тогда сказал мне: «Смотри сердцем», и у меня задрожали веки, душу охватила невыносимая тоска. Он наклонился ко мне, и я рухнула перед ним на колени. Он взял меня за руку, и я смяла кепку в руках, мой лоб покрылся бороздками морщин.

Я хотела сказать ему, что я здесь, рядом с ним, что я пыталась двигаться дальше, но все кричало о его отсутствии: ветер, облака, каждое мое воспоминание.

Какой глупой я была! Дом только там, где был он. Но папа умер, и Канада для меня поблекла, у нее теперь другие краски. Ничто уже никогда не будет прежним. Пустота, которая во мне образовалась, слишком велика, чтобы ее заполнить бревенчатым домом.

Я рыдала, скрючившись у надгробия, думая о том, что папа всегда будет моим солнцем, моей звездой во мраке.

Меня разбудил пожилой смотритель кладбища.

– Простудишься. Лучше бы тебе пойти домой, – сказал он, положив руку мне на плечо.

Я вздрогнула, устремив на него глаза, наверняка красные, опухшие. Он грустно посмотрел на меня и спросил, не нужна ли мне какая-нибудь помощь. Я быстро встала и отряхнула одежду, слишком огорченная, чтобы ответить, а потом ушла.

Было холодно, губы потрескались, а на щеках осталась соль от слез. Доски крыльца заскрипели под ногами. Я, как сомнамбула, вошла в дом, бросила на пол рюкзак.

В доме все было так, как я оставила. Только пыль появилась на полу. Диваны закрыты белыми простынями, через окна проникал тусклый свет облачного дня. Зайдя в свою комнату, я увидела на кровати голый матрас в пластиковом чехле, постояла и посмотрела на него, а потом подобрала рюкзак и пошла в папину комнату.

Каждый уголок, каждый предмет мебели в доме был до боли знаком, но мои уютные воспоминания не находили подтверждения в реальности. На всем здесь лежал серый отпечаток запустения и сиротства.

Что я собиралась делать? Жить здесь одна? Вернуться к своей жизни, как будто ничего не изменилось?

Я оглядела пустой дом. И снова увидела, как мы сидим за столом с чашками горячего шоколада и при теплом свете камина и пишем послания на листочках.

Меня вдруг охватила решимость. Я сжала пальцы, как делала в детстве в минуты жгучего упрямства. Сняла кепку и бросила ее на кровать. Затем завязала волосы резинкой и приступила к работе. Сначала спустилась в подвал, нашла щиток, включила электричество и водяной насос, затем занялась дровяной колонкой: положила в топку два больших полена, а когда огонь разгорелся, закрыла дверцу и вернулась наверх.

Сдернула с мебели простыни и открыла окна, чтобы разогнать застоялый воздух. Потом начала уборку: подмела пол, вытерла пыль в камине, на кухне и в гостиной. То же самое сделала и в остальных комнатах. На все про все ушло несколько часов, и, закончив, я остановилась, чтобы посмотреть на результат.

Передо мной открылась гостиная, теперь теплая и наполненная светом. По левую сторону – большая, идеально чистая варочная панель и дубовый остров в деревенском стиле, благодаря которому в кухне очень уютно. Справа – кожаный диван с журнальным столиком и мягкий красный шерстяной ковер, создававший приятный контраст с темным деревом гостиной. И большой каменный камин – главное украшение этой простой приятной комнаты.

Свечи и рамки с фотографиями дополняли общую картину, воссоздавая приветливую, домашнюю атмосферу из моих воспоминаний.