Беспокойные боги - Кристофер Руоккио

костях. Чужая музыка заполнила мои уши, мой череп, мою душу, заполнила все творение, и казалось, что я сам - всего лишь одна нота в ее симфонии. Одна нота, звенящая диссонансом, ужасно отчетливая.

Я увидел себя таким, каким видела меня она, и возненавидел то, кем я был. Я держал Адриана Марло на ладони своих бесчисленных рук, видел его мозаичным в бесконечных вариациях, насекомое из одушевленной глины, существо из слизи и грубой материи, обладающее лишь самой слабой искрой. Почему он так высоко ценил его? Почему он поставил такие жалкие создания у истоков творения? Почему они были ему ближе, чем я? Я, который долго и глубоко пил свет, который был прежде всего. Я, который был создан еще до появления звезд. Я, который стер в порошок бесчисленные миры и омыл свои стопы в крови империй. Я, который взлетел намного выше грязи, породившей это человеческое животное.

Я был вершиной творения, и мои братья вместе со мной.

Зачем нас создали, чтобы мы служили?

Я бы не стал служить. Не такому зверю, как он.

Я мог раздавить его в одно мгновение.

Если бы он не захотел служить мне - а я дал ему шанс - я бы раздавил его.

Мне нужно было только сжать.

Я чувствовал его боль, чувствовал, как ветер вырывается из его легких. Он превратился бы в кашу в моих кулаках. Его кровь дождем прольется на грязь этого умирающего мира, и он вернется в форму, которая его породила. Пусть его дух покинет творение! Пусть все духи убегут! Пусть вселенная будет темной и холодной, но пусть она будет свободной! Пусть это будет наша вселенная! Пусть она будет моей!

Seher anumma miti!

Глаз за глазом смотрели на меня, когда они скользили мимо. Я был в тысяче футов от земли и в то же время стоял на коленях в пыли. Я чувствовал их злобу, их ненависть ко всему живому - к самой жизни - и особенно ненависть ко мне, к тому, кем я был: слугой его, Утаннаша, Тихого, Сокрытого. Я чувствовал ее ненависть, как свою собственную, ощущал ее гордость и ярость, пока не почувствовал себя почти частью ее, восторженным, очарованным, одержимым. Она была Адрианом Марло, и Ушарой тоже. А я…? Она заберет меня, заберет все, чем я был. От Адриана Марло не останется ничего.

Мое зрение начало меркнуть, метаться между одним видением и другим, одним полем зрения. С воздуха я увидел ее глаза - огромные, как облака, - парящие, казалось, в нескольких дюймах от моего лица. С земли я увидел себя высоко вверху, маленькую, неясную фигурку, порхающую в воздухе, пылинку на фоне света, падающего из ниоткуда, почувствовал, как земля задрожала подо мной. Увидел, как оба поля зрения переплетаются, смешиваются с ее собственным, многогранным взглядом на меня. Я почувствовал боль в голове, такую острую, что мне показалось, мой череп вот-вот лопнет, увидел, каким хрупким, похожим на палку существом я был, стареющей развалиной, которая более шестисот лет бросала вызов сьельсинам и их богам.

И еще я увидел, как мало времени прошло, как мало я значил в космическом равновесии.

Я вообще был никем.

Мельчайшей каплей в безграничном океане.

Один фотон против Бесконечной Тьмы.

Одного достаточно.

Голос, который прошептал мне тогда, не был моим собственным, не был он и голосом Ушары. Это не был голос Гибсона или Валки. Это был вообще не голос, едва слышный. Но он был правильным. Неужели я не видел, неужели мне не показали, неужели я так легко забыл, как хрупка тьма?

Одного фотона достаточно, чтобы сдержать ее.

Как по сигналу, в небе вспыхнул свет, заполнив верхние слои воздуха, словно рассвет. Потусторонняя музыка оборвалась и превратилась в завывание. Кольца с их слишком человеческими глазами, казалось, резонировали, кричали от боли. Целые части Наблюдателя, которые блестели, как черный лед, как обсидиан, украшенный драгоценными камнями, треснули и упали на землю.

Я упал вместе с ними. Мимо меня пронесся ветер, громкий, как аплодисменты. Сабрата бросилась ко мне. Я падал головой вперед и наблюдал, как падаю с того самого песка, который означал бы мою смерть. Я все еще был в двух местах одновременно. Но я знал… Одна смерть заплатит за обе.

Адриан на земле встал и, споткнувшись, сделал шаг вперед, пока я не оказался почти прямо под другим, падающим телом. Наблюдатель тоже падал. Кавалерия Эдуарда подоспела, и огонь их импульсных орудий омыл тело бога, как прилив. В основе своей Наблюдатель был всего лишь шаблоном. А закономерность можно нарушить, рассеять ее энергию. Рассеяться. Изменить форму.

Мне оставалось жить считанные секунды, и я закрыл глаза падающему человеку, зная, что земля примет меня - зная, что я победил. Я видел, как мое тело мчится ко мне, и побежал, чтобы поймать свое второе "я".

Кассандра...

Я бросился вперед, чтобы поймать падающего человека. От удара у меня перехватило дыхание, и мгновением позже я ударился о песок. Обломки Ушары рухнули на землю с шумом, похожим на конец света. Осколки черного камня размером с любой из наших шаттлов и хрупкие, как стекло, врезались в Сабрату и разбились, раздавив под собой и корабли, и выживших.

Чудо, что меня самого не раздавило, хотя труп человека, поднятого Наблюдателем в небо, ударился о песок менее чем в двух шагах от моей головы. Лицо было покрыто песком, я перевернулся - и обнаружил, что остался один.

Второго Адриана больше не было.

Я снова был один, и снова одинок. Ирчтани улетели, а сьельсины были рассеяны. Свет, сиявший из ниоткуда, померк, и нечеловеческая музыка умерла. Еще одна вспышка света озарила открытое небо, и, прикрыв глаза от его сияния, я с облегчением и внезапной радостью увидел, что небо пусто!

Наблюдатель упал с него, а луна сьельсинов исчезла!

"Ай! Ай! Ай!" Отдаленный крик ирчтани наполнил уходящую ночь.

Я заставил себя дышать - неровно, медленно, но свободно. Перекатился на спину, лег плашмя на ровный песок и стал наблюдать, как свет пробивается по небу. То ли рыдание вырвалось у меня, то ли смех - я не мог сказать.. Мы победили, и я остался жив. И все же я чувствовал не облегчение, а… смущение.

Я должен был умереть. Это был бы достойный конец: Полусмертный против бога.

И все же я был там… все еще жив.

Кавалерия Эдуарда била по небу, и свет за светом озаряли небеса. Никто не пришел нарушить мой покой.

Со временем