Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

одной октавы», все еще была полна энергии и решила открыть школу пения. Место для основания такой школы было выбрано самое подходящее, ведь в Бадене собирались богатые люди, среди которых было много русских, и они готовы были вложить большие деньги ради музыкального образования своих дочерей. Естественно, что цены за свои уроки Виардо назначала несусветные. Однако именно здесь можно было найти девиц, богатые семейства которых готовы были такие безумные деньги заплатить. Однако, несмотря на доходы от уроков, денег на жизнь не хватает, но ведь рядом теперь бесконечно щедрый и безгранично преданный Тургенев.

Тургенев восстановил переписку с русскими друзьями и пишет им успокоительные, умиротворяющие письма. Графине Ламберт: «О политике я Вам говорить не стану; ограничусь уверением, что я никогда не чувствовал себя таким русским, как именно теперь, – и много бы дал, чтобы побывать на родине. Благодарю Вас за сведения о моем деле; по всему видно, что оно не скоро кончится, хотя меня до сих пор оставляют в покое». Но, несмотря на слова о тоске по Родине, его возвращение в Россию все откладывается, и он уже пишет графине, что прибудет, возможно, лишь к зиме.

Ему все время не хватает денег, ведь теперь надо содержать две семьи: не только дочь с гувернанткой, но главное – большую семью Виардо. Он пишет отчаянные письма в Россию к своему дяде и по совместительству управляющему Н.Н. Тургеневу с распоряжениями о продаже части унаследованной земли и отправке так необходимых сейчас денег: «Теперь собственно о делах. Для получения нужной мне суммы (20 000 р. сереб.) я рассчитывал на экстраординарную меру – т. е. на продажу земли – а эта продажа не может сделаться разом – разве только по особо счастливому случаю – а потому я назначал октябрь месяц как первоначальный срок, когда мне можно будет ожидать присылку этой суммы. Этот срок может отодвинуться до февраля или марта – но позже было бы для меня крайне отяготительно…»

Властная мадам Виардо и ее старшая дочь Луиза не ладят с дочерью Тургенева Полиной, отношения у них и здесь, в Бадене, не становятся лучше, между ними раз за разом возникают «сцены и тяжелые объяснения», вследствие чего Тургенев решает отправить дочь с гувернанткой в Париж, а сам остается жить с семейством Виардо. Вероятно, это было нелегкое решение для Тургенева, ведь это была его единственная дочь, которую он тоже любил и все последние годы жил с ней и гувернанткой «маленькой семьей» в Париже, лишь на лето уезжая в Россию. Но теперь он окончательно определился, приземлился, он влился в семейство Виардо и начал с ними новую счастливую жизнь. Дочь стала обузой, он мечтает поскорее выдать ее замуж и перестать нести за нее ответственность.

* * *

В благополучную и налаженную жизнь в Баден-Бадене вмешиваются непредвиденные события. Еще 1 января 1863 года в Париже Тургенев получил письмо от Анненкова с неприятным известием: «Я давно собирался писать вам, но слухи, которые разошлись здесь о предполагаемом вызове вашем в Россию, заставили меня остановиться и прислушаться к причинам и поводам, выставляемым для объяснения самой меры… Так как администрации известны ваши сношения с лондонскими эмигрантами, не скрываемые и вами, то ей надо узнать от вас лично свойство и сущность этих сношений».

Привлечение к следствию по делу о «лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами» (так называемое «дело 32‐х») было для писателя досадной неожиданностью. Все бросить и ехать теперь в Россию Тургенев опасается, он, во всей вероятности, боится опять оказаться под арестом, как в далеком 1852 году. Он пишет Анненкову: «…с одобрения нашего здешнего посланника, написал письмо государю, в котором прошу его сделать мне милость и велеть выслать мне допросные пункты, на которые я отвечу с совершенным чистосердечием».

И подробно поясняет все происшедшее: «Ничипоренко этот, когда я уезжал из России, въезжал в нее и вез с собою портфель с прокламациями, письмами и целым списком агитаторов. На границе, на дебаркадере, что-то ему показалось, чего-то он струсил, бросил этот портфель просто под лавку, сам сел поскорее в вагон и укатил в Малороссию. Портфель этот нашли, отыскали его самого, арестовали и арестовали всех по письмам и списку. Между прочим, в одном письме было сказано, что известный писатель Тургенев взялся передать в Россию прокламации, инструкции и пр., и мой чемодан отыскали. А я сижу себе спокойно в Париже, ничего не подозреваю.

В одно прекрасное утро будят меня, говорят – какой-то чиновник из посольства меня спрашивает. Выхожу, вижу – канцелярская фигура. Вынимает он бумагу, развертывает, откашливается и, знаете, этим громким русско-чиновничьим голосом читает. Приказывается мне, нимало не медля, явиться в Петербург для объяснений, иначе именье мое конфискуется и т. д. – все последствия. Я изумился, взволновался, чиновника выпроводил, а сам прямо к посланнику. Я его лично знаю. Так и так, говорю. Что мне делать? «Что делать? Ехать, конечно», – и стал он меня успокаивать, уверять, что это пустяки. «Пустяки ли, нет ли, говорю, а я не поеду». Он так и подпрыгнул: «Как не поедете?» – «Так не поеду. Очень вероятно, что все это кончится вздором, но я старик, больной, – пока я оправдаюсь, меня там затаскают».

Пробовал он меня урезонить, я стоял на своем. Наконец он придумал: «Вот что: я знаю, что государь вас любит как писателя. Напишите прямо к нему совершенно откровенно». – «Пожалуй, только я к царям писать не умею». Велел он сочинить послание у себя в канцелярии; приносят мне, чтобы я переписал своей рукой. Читаю: припадаю униженно к стопам Вашего Величества и т. п. Еду опять к посланнику: такого письма не подпишу, а сам все-таки сочинить не умею…»

Известно, что Тургенев был связным или доверенным лицом Герцена. Он в течение многих лет доставлял из Лондона в Петербург письма, инструкции, нелегальные издания, а обратно в Лондон от друзей – единомышленников из России материалы, обличающие российские власти для опубликования в «Колоколе». Кроме того, он добровольно взял на себя обязанность помогать материально – выплачивать 1500 франков ежегодно видному революционеру Михаилу Бакунину, бежавшему из сибирской ссылки.

По другим сведениям, виновником возникновения этого дела был не Ничипоренко, а революционер П.А. Ветошников, который летом 1862 года отправился из Лондона в Петербург с большим количеством нелегальных изданий и писем, адресованных А. Герценом, М. Бакуниным, Н. Огаревым и В. Кельсиевым друзьям – единомышленникам в России. На границе Ветошников был арестован, и в руках III отделения оказались письма Бакунина, в которых упоминалось имя Тургенева, обещавшего