Ломоносов. Судьба гения - Александр Антонович Морозов

«каков бы сей монумент быть имел». Шувалова, с которым советовалась Елизавета, соблазняло желание воздвигнуть нечто небывалое и неслыханное, «из такой материи, которая бы в чужих краях редка была». Шувалов мечтает о применении ляпис-лазури и яшмы и других материалов, которые бы все были «здешнего государства», отчего и «употребленные деньги останутся в империи». Пышный ломоносовский памятник, сочетающий архитектурные формы барокко с необыкновенными и невиданными – мозаичными картинами, в конце концов пришелся по вкусу.

8 июня 1761 года Ломоносов представляет в Сенат новую смету только на мозаичные работы – 80 764 рубля. С этого времени ему положено было выдавать ежегодно 13 460 рублей. В 1761 году Ломоносов получил 6 тысяч в счет ежегодной выплаты. К этому времени у него уже был долг на 4 тысячи рублей, который и пришлось погашать из нового аванса. К лету 1762 года он, по его записи, «пришел в долги около четырнадцати тысяч».

В течение почти четырех лет в ломоносовской мозаичной мастерской идут напряженные работы по изготовлению первой огромной картины для предполагаемого монумента Петру – «Полтавской баталии». Ломоносов был окружен способными и трудолюбивыми учениками, набиравшими по его указаниям эту картину во много раз скорее, чем это было бы под силу лучшим итальянским мозаичистам.

Все семь мастеров, работавших над «Полтавской баталией» вместе с Ломоносовым, жили у него в доме. Пятеро из них были солдатские дети и рабочие, и только Максим Щоткин – сын «учителя грамоты», а Семен Романов происходил из мелкопоместных костромских дворян. Самый даровитый из них – Матвей Васильев, выполнявший наиболее ответственные части картин и, по-видимому, «лицо самой главной особы», получал от Ломоносова 150 рублей жалованья в год, Ефим Мельников – 120, Яков Шалауров – 60, Михайло Мешков – 54, Нестеров и Щоткин – по 48 рублей, а Романов – всего 18 рублей в год.

Ломоносову удалось закончить «Полтавскую баталию» лишь в марте 1764 года, уже после смерти Елизаветы.

«Полтавская баталия» явилась завершением всех трудов Ломоносова в области мозаики. Эта грандиозная картина занимала со всеми украшениями – рамами и картушами – почти двенадцать аршин в ширину и одиннадцать в высоту. «Сие изображение Полтавской Победы набрано из мозаичных составов в медной плоской сковороде, которая тянет 3000 фунтов… и укреплена железными полосами весом 2000 фунтов, поставлена на бревенчатой машине, которая удобно поворачивается для лучшей способности самой отделки и для осмотрения, когда надобно»[79].

Вслед за «Полтавской баталией» Ломоносовым была начата другая «парная ей по размеру» – «Азовское взятие».

Ломоносов намечал и другие картины для монументов, делал эскизы, продумывал темы и составлял их предварительное описание. Так, например, картина «Начало государственной службы» должна была представить регулярное учение потешных войск за Москвой. Другие картины должны были представить «Гангутскую победу», «Начало флота», «Заложение Петербурга» и др.

«Полтавская баталия» остается самым значительным произведением русского мозаичного искусства за целое тысячелетие.

В старом здании на Неве, построенном еще Кваренги, где помещается конференцзал Академии наук, уже при входе открывается взору яркое полотно «Полтавской баталии», занимающее всю стену на самой верхней площадке вестибюля. В дни торжественных ученых заседаний, подымаясь по устланной красным сукном парадной лестнице, среди пальм и декоративных растений, мы видим в дыму и пламени «Полтавской баталии» мужественное и яростное лицо Петра – основателя русской Академии наук, открывшей миру великого Ломоносова.

XIII. «Громовая машина»

«Если не предлагать никаких теорий, то к чему служат столько опытов, столько усилий и трудов великих мужей».

М. В. Ломоносов

4 ноября 1753 года архивариус Стафенгаген представил в Академическую канцелярию рапорт о необыкновенном происшествии, случившемся накануне в собрании профессоров. Им был заранее подготовлен протокол, в котором все академики были поименованы по старшинству. В таком порядке им надлежало и подписываться. Но тут неожиданно профессор Ломоносов с необыкновенной горячностью схватил поданный ему лист, «свое имя из вышеписанного числа вычернил, и приписал тут резоны свои, для чего он то сделал, и имя свое подписал на самом верху выше всех». Поступок Ломоносова произвел большой шум в Академии. Честолюбивые и заносчивые академики вознегодовали.

А. Жаров. М. В. Ломоносов и капитан В. Я. Чичагов

Шумахер не преминул представить президенту свое мнение о новых «несогласиях», которыми вся Академия «в беспорядочное состояние приведена быть может». Главною причиной, по которой происходят все «прекословия и раздоры», являлись, по его словам, «характеры некоторым академикам сверх профессорского их достоинства данные». Поэтому он и просит президента официально распорядиться, чтоб впредь «профессоры, характер имеющие… должность свою исправляли по академическому регламенту». Но не успел Шумахер отослать свое мнение в Москву, как оттуда прибыло (уже по жалобе Ломоносова) указание, чтобы канцелярия не вступалась в дела академиков.

Ломоносов снова осадил своих противников. Он неспроста не захотел, чтобы его имя стояло после ненавистного и не имеющего ровно никаких заслуг перед наукой Тауберта только на том основании, что того зачислили адъюнктом раньше Ломоносова. Однако вспышка его была вызвана вовсе не «местничеством». С конца лета 1753 года Ломоносову приходилось выдерживать ожесточенную и напряженную борьбу не за себя и не за свое самолюбие, а за свою науку.

Ломоносова давно привлекала к себе загадка электрических явлений, природа которых была в его время «великой тьмою закрыта». Вплоть до середины XVIII века изучение электричества находилось в зачаточном состоянии и не особенно далеко ушло от наблюдений древних греков, установивших способность янтаря притягивать после трения различные легкие тела.

Немецкий физик-экспериментатор Отто Герике (1602–1686), прославившийся опытами с «магдебурскими полушариями», изготовил (ок. 1663 г.) шар из серы величиной с детскую голову. Вращая шар вокруг оси и натирая его ладонью, Герике заметил, что пушинка не только притягивается к шару, но потом и отскакивает от него. Натертый шар потрескивал и светился в темноте. Герике существенно пополнил тогдашние скудные сведения об электричестве и как бы создал прообраз будущей «электрической машины». Но еще долго сведения об электричестве сводились к отдельным разрозненным наблюдениям.

В начале XVIII века Грей и Уиллер в Лондоне, подвесив ребенка на шнурках из волос, установили, что его тело принимает заряд и проводит электричество. Лишь в 1733–1737 годах французский физик Шарль Дюфей выдвинул положение, что существует два рода электричества – «смоляное» и «стеклянное» (по способу получения), и указал, что однородные наэлектризованные тела отталкиваются, а разнородные притягиваются. Толчком к дальнейшим открытиям послужило изобретение в 1746 году «лейденской банки» голландским физиком Питером Мушенбреком. Первые лейденские банки наполняли спиртом или ртутью