Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

Волкову уже надоел этот разговор, он пришёл сюда по делу, поэтому генерал произнёс:

— В общем, до мая ты мне тут нужен.

— А что, раньше нам резню никак не устроить? — с надеждой спрашивал Фриц Ламме.

— У меня шесть сотен людей, — отвечал барон, — еретиков в городе шесть тысяч. Да ещё и среди капитанов стражи есть еретики. Если я сам всё начну, а праведные меня не поддержат, то из города придётся бежать. А я и так сюда еле пролез. Летом город придётся в осаду брать… А на помощь городу ван дер Пильс пожалует… Нет, нет… — он покачал головой, — герцог меня феода лишит, если я с конфузией вернусь. Этот город большой доход ему приносит, тут рисковать нельзя. Так что будем здесь сидеть до весны тихо, пока цу Коппенхаузен не приведет главные силы.

— До весны? — удручённо произнёс Сыч.

Это было неприятное зрелище — крепкий, суровый и опасный мужик сидел перед генералом и печалился из-за бабы. Тот поморщился, даже едва не сплюнул, и сказал раздражённо:

— Зарыдай ещё… — немного подумал и добавил уже успокаиваясь. — Если так волнуешься за волосатый пирог своей жёнушки, так боишься, что кто-то им попользуется, вели ей сюда приехать, денег тебе на дорогу и содержание дам. Больше о том я слышать не хочу. Всё, имей в виду, ты мне нужен тут.

Сыч, чуть подумал и немного оживился после такого предложения, он даже отрезал себе окорока. И, положив его на хлеб, спросил:

— А что мне тут делать?

— Будешь из себя купца изображать.

— Купца? — Фриц немного подумал. — Да, купчишкам тут самое место. Сойду за такого.

— Ходи и спрашивай цены, не гнушайся еретиков, разговаривай с ними, узнавай про товары.

— Понял.

— Особенно интересуйся сдачей амбаров и складов, говори, что собираешься сюда ячмень и овёс поставлять. Откуда будешь возить — не говори. То тайна.

— Ясно.

— И завтра же найди одного человечка… — Волков замолчал, обдумывая, как всё лучше устроить.

— Что за человечек?

— Есть тут купчишка один… Наш человек. Солью торгует на хлебном рынке. Там у него лавка.

— Как звать?

— Зовут его Филипп Топперт, подойдёшь, заговоришь про цены. Дескать, высоки, в общем, сам придумаешь…

— Придумаю, придумаю, — обещал Фриц Ламме, и в том, что он сможет сочинить складную брехню, барон не сомневался.

— Спросишь у него про склады, у него есть свои склады где-то на Рыбной улице.

— Ну и что, снять у него склад?

— Нет, разговориться, а потом скажешь, что послал тебя я, а про него мне сказал барон фон Реддернауф. И что я хочу переговорить с ним. Рассчитываю на его помощь. Он наверняка про меня и про мой отряд уже знает. Слышал уже. Думаю, согласится. Если, конечно, барон в нём не ошибся.

— Ага, значит так, — запоминал Сыч, — на хлебной площади лавка торговца солью, зовут его Филипп…

— Топперт, — напомнил Волков.

— Да-да, Топперт, поговорить с ним про склады, а после сказать, что вас прислал барон…

— Фон Реддернауф.

— Ага, фон Реддернауф, и вы хотите с ним поговорить. А где думаете с ним встретиться?

— Говорить будем тут, у тебя, после вечерней службы. Пусть сам назначит день, но скажи, что я хочу встретиться с ним побыстрее.

— Всё запомнил, — произнёс Фриц Ламме.

— Сыч.

— Что?

— Барон очень ценит этого человека. Ты смотри, аккуратнее там, чтобы с ним ничего не случилось злого.

— Насчёт этого не волнуйтесь, экселенц. Тут больше за меня волноваться надобно — как бы он, по глупости какой, а может, и злонамеренно, меня не отправил к палачам.

— Не бойся, я тебя вытащу. Не впервой.

Фриц Ламме ничего не ответил, а только вздохнул тяжко и стал наливать себе; хотел и генералу налить, но тот накрыл стакан рукой: хватит. И сказал, вставая:

— Морда у тебя разбойничья. Сходи к прачке, пусть постирает всё с тебя, башмаки почисть, к цирюльнику сходи, пусть побреет, подстрижёт, и исподнее чистое купи, новое. Дорогое. Ты теперь купец, а не богатый разбойник. Тебе теперь верить должны, а не бояться тебя.

— Уж про то не беспокойтесь, экселенц, — обещал Сыч. — Буду чист, как епископ на пасху.

Впрочем, он всегда это обещал.

Вернувшись в гостиницу уже поздно, он имел разговор со своим слугой Гюнтером. И тот, помогая господину раздеваться и подавая воду для мытья, сказал, что был в городе и искал жильё, но ничего подобного, чего желал господин, за ту цену, что господин был согласен платить, он найти не смог.

— А что смог? — у Волкова, когда он раздевался, из-под колета выпало письмо от барона, в котором тот рассказывал про Брунхильду, и уже, казалось, забытое за хлопотами событие снова стало отравлять настроение генералу.

— У госпожи Хабельсдорф на улице Жаворонков есть дом с хорошим двором и большой конюшней, дом сейчас пустует, там много комнат, комнаты неплохие, есть ковры и гобелены, в них и господ офицеров можно разместить, но она просит четыре с половиной талера в день.

— Это со столом?

— Нет, это без стола, без фуража для лошадей, без воды и без дров для печей и каминов.

Барон морщится: «Четыре с половиной талера… умножить на сто двадцать дней! Чёрт бы побрал этот поганый город!».

Он покосился на не очень свежую перину на своей кровати. Перину с клопами.

— А ты спросил у неё, есть ли в её доме клопы?

— Не спросил, — ответил Гюнтер, подавая ему чистую рубаху, каль и забирая у него полотенце. — Если пожелаете, завтра спрошу.

— Завтра я и без тебя спрошу, — почти обиженно отвечал ему хозяин.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Утром, едва рассвело, он уже был в казармах. И там среди офицеров нашёл и смотрителя имущества принца Хельмута Вайзингера, который уже запросто общался с ними. И, что совсем не понравилось генералу, вёл с ними себя как ровня. Этот Вайзингер шутил, и офицеры смеялись его шуткам. Как выяснилось, смотритель привёз доски и брус для лежаков, а заодно раскошелился на десятивёдерную бочку чёрного пива. Это местное пиво было весьма крепко. Знал, пройдоха, что офицеры с радостью примут его подарок. Что ни говори, а этот тип умел найти подход к людям.

Увидев генерала, он стал кланяться, а потом пошёл рядом с Волковым, рассказывая ему:

— Вот, господин генерал, привёз дерево, сегодня уже и мастера после обеда придут, начнём делать лежаки и полати.

— Вы убрали краденое из моих казарм? — сухо спросил генерал у