Броуновское движение - Алексей Константинович Смирнов

Никто его не заставлял поливать - он мог этого и не делать, абсолютная свобода выбора. Просто сидел себе и решил, что отчего бы и не полить? пошел и стал поливать. А в голове в это время наверняка складывается какое-нибудь произведение или царит блаженная пустота, которой писателям порой сильно недостает. Но это коварная штука, пустота: ее либо сильно хочется, но ее нет, либо нет ничего кроме нее, и так всегда. К Метсу последний вариант, конечно, не относится.

Мы немедленно разговорились.

И он рассказал мне удивительные вещи. Оказывается, что пока он стоял и поливал, его буквально терроризировали самые разные люди. Они подходили со стаканчиками и просили попить; некоторые спрашивали разрешения напиться непосредственно из шланга, и им разрешали; какой-то человек выкарабкался из джипа и помыл голову-лицо.

Я не очень поверил.

Но тут же подошло заторканное существо предположительно женского пола, но не скажу, что запойное или бомжовое. Со стаканчиком, попросило попить. Не писательница. В голове не роман и не пустота. А что-то третье, и я не знаю, что.

Биомасса

Тесть старательно зажигает адским пламенем.

Рассказывает про свой деревенский сортир: купил он, значит, Биомассу, которая устраняет фекальный запах, а сами фекалии перерабатывает в нейтральное вещество, которым можно поливать все вокруг.

Загрузил Биомассу.

Теща переполошилась:

- Что это у тебя там булькает?

Тесть:

- Это не у меня, а у нас. Правильно расставляй акценты.

Вышел якобы посмотреть, постоял в коридоре вернулся.

- Ты знаешь - из этой Биомассы народились какие-то твари, зубастые и глазастые. Ныряют туда-сюда, плещутся, друг друга пожирают, только хребты хрустят!

Теща недоверчиво приподнялась на локте, она лежала. Подумала, махнула рукой:

- Да ну тебя на хер.

Приветствуя действительность

Около месяца назад я сильно страдал, у меня болела рука, правая. Дело, конечно, было в плохо оборудованном рабочем месте. Рука теребила мышь и постоянно терлась о край стола. И в конце концов разболелась чуть ли не вся. Я очень переживал по этому поводу, потому что как же мне без руки в ЖЖ писать. Я даже чуть было не пустился на поиски какой-то подушечки под руку, которую в ЖЖ и рекламировали, даже снимок вывешивали.

И вот в конце мая случилось нарушение режима трезвости. Я, если кто помнит, испытывал новейший противоалкогольный препарат на встрече с одноклассниками (ну да, звучит коряво, но так оно и есть, пожалуй - на встрече испытывал). И на себе заодно. Тут мне написали, что доктора бывшими не бывает - так оно и есть, мы всегда готовы к подвигу и самопожертвованию, всегда согласны ввести себе любую дрянь, особенно если это сопровождается эйфорией. И я поставил опыт. Конечно, я задал такие условия эксперимента, что никакому препарату не справиться; меня свезли домой на машине. Было много криков, скандалы, угрозы всякие жуткие. Наметился Развод в образе безбашенного призрака, со скрещенными на груди руками и притоптывающей ногой. Всякое было. Но вот что примечательно: рука прошла. Сняло, как рукой, с руки. И она больше ни разу с тех пор не заболела.

Так что имейте в виду, при болях в руке.

Жена сегодня с утра подруливает: у нее палец болит. Я ей честно все рассказал.

- Что же мне, выпить?

Пожимаю плечами. Хожу и рассеянно передразниваю тестя, издаю перхающие-крякающие звуки: кхе-кхе-кхе.

- Ты это что?

Опять пожимаю плечами:

- Так, звуки по случаю пробуждения.

- Приветствуешь действительность? Как поздороваешься, так и... - загадочно говорит жена и не доканчивает.

Ностальгия

Знаете, чего мне отчаянно не хватает по утрам?

Не тостов каких-нибудь с джемом, и не яиц в морщинистых мешочках, и даже бекона с курсом валют.

Мне не хватает советских газет. Недавно я перебирал шкаф и нашел их целую пачку - желтых, семидесятых годов. И на сами-то эти газеты мне было, мягко выражаясь, наплевать, но вот имелись в них такие маленькие заметочки, в черных рамках, робко напоминавшие о конечности пусть даже светлой жизни.

Как я любовался этими заметками!

"Центральный секретариат ленинградского обкома КПСС с глубоким прискорбием сообщает, что на 98-м году жизни скончался видный ветеран деятельности, пенсионер всесоюзного значения... Панихида... Гроб с телом будет выставлен..."

Вот это меня наполняло особенной радостью: когда косая с Косой приходила за Пенсионерами Республиканского Значения. Потом - за ними же (одними и теми же?), но уже Союзного Значения. За Персональными Пенсионерами. За Пенсионерами Международного и Межгалактического Значения.

И я понял вдруг, почему развалилась наша страна.

Они все как-то разом умерли.

Она лишилась Значения, которое в них воплощалось.

Осталось каких-нибудь несколько человек. Встретились, побродили по тропинкам, пиная осеннюю листву, и разошлись за неимением интересующих тем.

Кое-чем это время еще аукается.

Слышу недавно, как один орал и надрывался, это мой тесть и был, кстати сказать. Нас разделял стол:

- Я пенсионер!... А ты, а ты...

Что-то в это было знакомое.

"Только иногда отзовется солнцем что-то вечное в нас". (с) Макаревич

Утренний двор

Друг вернулся от ларька.

Туда тащат лом, картон, сплющенную тару и прочее говно.

Приблизился подобострастно, со своим тощим сидором, и обращается так:

- Доброе утро!

(Дескать, товарищи).

Из очереди послышался хрип:

- Добрым бывает день. А утро добрым не бывает!

Поворот винта

Есть на свете такие кошмарные книги, в которых присутствует нечто колдовское, и содержание тут не при чем. Слава Богу, их мало.

А у меня давно заведена привычка дочитывать до конца все, за что берусь. Книги, которые я начал читать и не дочитал, можно пересчитать по пальцам одной руки.

И вот в совокупности образуется совершенно убийственный эффект.

На сей раз я столкнулся с Генри Джеймсом. Обычно я прочитываю по четыре книги в месяц, летом - больше. Эту маленькую книжицу издательства "Азбука", зелененькую такую ("Ну, сейчас палить!..." - (с) Булгаков), в 400 страниц, "Поворот винта", я читаю уже два месяца. За это время я устроил себе массу неприятностей, которые всячески тормозили чтение. Есть что-то дьявольское в этой книге - не в Генри Джеймсе, который хорош гусь, конечно, ничего у него не поймешь, а в книге как предмете. Это жуткая штуковина из коллекции Кинга - временами мне кажется, что он обронил ее, пьяным шляясь по питерским улицам.

Она уж растрепалась у меня, разваливается, и я все читаю ее, и бедствия не отступают, а я не могу остановиться. Я точно знаю, что даже с