Миссия Бога - Кристофер Райт

4. И то, и другое затрагивает как настоящую реальность, так и относится к будущему.[261]

Другие свидетельства влияния постановления о юбилейном годе на Иисуса были предложены Робертом Слоуэном и Шароном Рингом. Слоуэн отмечал, что использование Иисусом слова освобождение, aphesis, имеет значение как духовного прощения греха, так и буквального финансового освобождения от реальных долгов. Таким образом, изначальный юбилейный фон экономического освобождения сохранился в вызове Иисуса в отношении нравственного отклика на царство Божье. Когда мы говорим в молитве «Отче наш» «прости нам долги наши», то должны быть готовы простить долги нашим должникам. И здесь не нужно выбирать между духовным значением и буквальным: здесь уместно и то, и другое.[262]

Шарон Ринг прослеживает переплетение основных образов юбилея в различных частях евангельского повествования и учения Иисуса (напр., Блаженства [Мф. 5, 2-12], ответ Иоанну Крестителю [Мф. 11, 2–6], притча о пире [Лк. 14, 12–24], различные эпизоды прощения и особенно учение о долгах [Мф. 18, 21–35 и др.]).[263]

Данных много, и они соответствуют модели, которая уже была установлена в Ветхом Завете. Постановление о юбилейном годе так или иначе символизирует и будущую надежду, и бросает нам этический вызов в настоящем.

Взирая на Духа

В Книге Деяний Апостолов мы видим, что ранняя церковь разделяла этот взгляд на юбилей, объединяя ориентацию в будущее с этическим откликом в настоящем. Юбилейная концепция эсхатологического восстановления упоминается при других обстоятельствах и содержится в идее «полного восстановления». Необычное для этого слово apokatastasis встречается в Деян. 1, 6 и 3, 21 в связи с окончательным Божьим восстановлением Израиля. Похоже, Петр взял сердцевину юбилея и применил его не только к возвращению земли земледельцам, но и к восстановлению всего творения посредством пришествия Мессии (2 Пет. 3, 10–13).

Примечательно, что ранняя церковь откликалась на эту надежду не просто сидя и ожидая, что произойдет, но оказывая взаимную материальную поддержку. Нет сомнений, что Лука хочет, чтобы его читатели увидели в этой взаимопомощи исполнение надежд субботних лет Втор. 15. Деян. 4, 4 с его простым заявлением о том, что «не было среди них никого нуждающегося», является буквальной цитатой греческого перевода Втор. 15, 4 из Септуагинты: «не будет среди тебя нищих». Новая община во Христе, живущая ныне в эсхатологическую эру Духа, воплощает будущую надежду в настоящем, главным образом в экономической сфере. Иными словами, церковь своей деятельностью знаменует реальность будущего. Новая эпоха жизни в Мессии и в Духе описана в терминах, которые служат отголоском исполнения надежды юбилея и связанных с ним субботних установлений.[264] Миссия этой церкви характеризовалась не только внешним провозглашением (евангельскими проповедями апостолов), но и внутренней привлекательностью для внешних (социальное и экономическое равенство верующих). Не удивительно, что церковь укреплялась, росла численно и прогрессировала в своей миссии.

Новый Завет и целостность миссии

Мы говорим, что нам необходимы библейские основания, рассмотренные в этой главе (постановление о юбилейном годе в свете экономического, социального и духовного ракурсов) и предыдущей (исход и значение искупления) для целостного представления о нашей миссии сегодня. Однако возникает закономерный вопрос: как все это согласуется с Новым Заветом? Иисус не пытался вывести израильтян из-под ига римлян. Можно даже решить, что он вовсе не вмешивался в политику. Апостол Павел не призывал присоединиться к кампании по освобождению рабов. Разве все это не говорит нам о том, что миссия в Новом Завете главным образом рассматривалась как евангелизационная задача?

Далее я намерен опровергнуть такой упрощенческий подход, обращаясь к богословским, историческим и герменевтическим аргументам.

Всестороннее представление о миссии и Библия

Все верно, когда мы говорим об обязанности читать Ветхий Завет в свете Нового (и наоборот), который с его величайшим утверждением относительно всех ветхозаветных обетований Божьих Израилю, нашедших свое исполнение в Иисусе, должен направлять наше чтение Ветхого Завета. Иисус говорит, что все Писание свидетельствует о нем, Мессии, и миссии учеников в этом мире (Лк. 24, 44–49). И эта миссия (в свете смерти и воскресения Христа) стала евангелизационной задачей учеников проповедовать покаяние и прощение грехов во имя Иисуса для всех народов. Все это очень близко к сути того, о чем я говорю в этой книге.

Тем не менее утверждать, что Новый Завет учит о замещении миссии Ветхого Завета новой миссией учеников будет не только ошибочным с точки зрения герменевтики, но и искажением общей библейской картины. Конечно, Новый Завет говорит нам о новых задачах в новой ситуации – проповедовать евангелие всем народам. Благая весть Нового Завета состоит в том, что

• Бог послал своего Сына в мир.

• Бог остался верен своим обетованиям Израилю.

• Иисус умер, воскрес и воссел одесную Бога как Господь и царь.

• Во имя Иисуса мы можем получить прощение грехов в его крови, пролитой на кресте, через покаяние и веру в него.

• Христос вернется во славе

• Окончательное наступление царства Божьего произойдет только в новом творении.

Все эти великие истины (и многие другие), составляющие весть евангелия, содержатся в исторических событиях, описанных в Евангелиях и свидетельствах апостолов. И, конечно, это наша святая обязанность, долг и преимущество возвещать доверенные нам евангельские истины миру.

Но нет никакого оправдания, если мы вообразили, что следуя учению Нового Завета, мы каким-то образом освобождены от всего данного пророками в Ветхом Завете. С чего мы решили, что наша евангельская задача в послушании Новому Завету исключает повиновение постановлениям Ветхого? Почему мы позволили так званому Великому поручению затмить собой Великую заповедь (где звучит двойной вызов, одобренный Иисусом)?

Безусловно, мы должны принимать во внимание радикальную новизну нового этапа в истории спасения, начавшегося с Новым Заветом. Мы – не ветхозаветные израильтяне, живущие в теократическом обществе и связанные ветхозаветными обязательствами завета. Например, когда мы рассматриваем такую тему, как земля Израиля, то прибегаем к типологическому подходу: все, что ранее предсказывалось для Израиля, ныне исполнилось для христиан, живущих во Христе. Таким образом, территория Израиля утратила богословскую (или эсхатологическую) значимость в Новом Завете. Тем не менее, как я уже говорил в других своих трудах,[265] социально-экономическое законодательство, которым руководствовался Израиль, все еще сохраняет свою миссиологическую и этическую значимость для христиан: и в церкви, и в обществе. То, что мы не живем в древнем израильском обществе, еще не означает, что его социальная этика нам не нужна и ей не нужно повиноваться. Когда Павел подчеркивает авторитет и актуальность «всего Писания» для научения и т. д., он говорит, в том числе, и о