100 магнитоальбомов советского рока. Избранные страницы истории отечественного рока. 1977 – 1991. 15 лет подпольной звукозаписи - Александр Исаакович Кушнир

края». Неслучайно спустя три года группа начала свое знаменитое выступление на Подольском рок-фестивале именно с песен этого альбома – «Союз композиторов», «Мой Афганистан», «Время приобщения к любви».

В процессе работы над «Ублюжьей долей» Богаев впервые в жизни столкнулся с многоканальной техникой – той самой, на которой «Зоопарк» записывал «Белую полосу», «Кино» – «Начальника Камчатки», «Аквариум» – «День Серебра». Разобравшись при помощи Тропилло в технических премудростях студии Дома юного техника, Богаев решил следующий альбом вновь записать в Питере. Тропилло был не против, поскольку искренне полагал, что исполняемый группой «красный металл» не имеет себе равных на территории СССР. Он был восхищен техникой игры Богаева – принципиально новым для хард-рока гитарным стилем, в основу которого были положены приемы звукоизвлечения, используемые при игре на индийских народных инструментах.

«Богаев подтягивал гитарные струны, как на ситаре, – вспоминает Тропилло. – Он старался никогда зря не переходить на более низкие струны и играл на одной. Звук получался совершенно разный, и возникала магия – настолько все крепко и гениально было сделано».

…Альбом «Стремя и люди» начал записываться летом 85-го года – опять-таки в неполном составе (Богаев, Лысковский), зато впервые с профессиональными инструментами. Борис Гребенщиков одолжил Богаеву свою гитару, а музыканты «Странных игр» – фирменные клавиши и бас. Неизменной осталась лишь покрытая жестью знаменитая богаевская примочка, дающая на выходе особенный гитарный звук.

Вспоминая о записи альбома «Стремя и люди», ее участники сходятся во мнении, что вся сессия была насыщена немалым количеством всевозможных сюрпризов. К примеру, когда инструментальные треки были готовы и настало время записывать вокал, в студии полумистическим образом материализовался Рауткин. Олег в то время учился в Харьковском институте физкультуры и на целое лето уезжал со стройотрядом в Сибирь. К группе он стал относиться с прохладцей и даже продинамил запись «Ублюжьей доли». Вероятность его появления в Ленинграде была невелика.

«Сидим мы в студии, музыка записана, все сыграно, а петь некому, – вспоминает Богаев. – И вдруг в Дом юного техника звонят из Архангельска соседи: „Тут с Украины звонил Олег ваш. Спрашивает, где вы находитесь“. Мы какими-то путями, через третьих лиц его вычислили и передали информацию – без особой надежды, что он приедет. И вдруг в один прекрасный день, в самом конце лета, в студии появляется Рауткин».

Все остальное было, что называется, делом техники. Рауткин привык работать с текстами, которых никогда до этого не видел, – как Евгений Морозов из «ДК». «Рауткин пришел на запись, я дал ему листочки с текстами, – вспоминает Богаев. – Мы включили музыку, прикрепили листы к микрофонной стойке, и таким образом был записан вокал».

Во время этой сессии не обошлось и без приключений, связанных с записью барабанных партий. Как известно, на протяжении всей истории группы на ударной установке в «Облачном крае» играли все кому не лень. На архангельских альбомах это был Рауткин, на «Ублюжьей доле» – Губерман, на следующем после «Стремя и люди» альбоме «Свободы захотели?» – Юрий Кораблев, а на немногочисленных концертах в конце 80-х – вокалист архангельской группы «Аутодафе» Дима Леонтьев.

Пока шла запись альбома «Стремя и люди», барабанщика в группе в очередной раз не было. Богаев, уже привыкший к превратностям судьбы, сцепив зубы, работал под ритмическое сопровождение метронома, записанного на один из треков восьмиканального магнитофона. Когда отступать было уже некуда и настала очередь записывать партии ударных, он отбросил ложную скромность и начал играть на ударных сам. То, что барабаны записываются последними, Богаева совершенно не смущало. В итоге он настолько уверенно отыграл в нескольких композициях, что оказавшийся на следующий день в студии Евгений Губерман буквально онемел от удивления.

«Я просто не мог найти слов, – восторженно говорит он, будучи не в силах скрыть свое восхищение техникой Богаева. – В композиции „От мозгов к мозгам“ Сергей отыграл сложнейшие партии так, что не сразу можно было понять, насколько это гениально исполнено. Он нехотя надевал наушники, садился за установку и играл просто безукоризненно».

Любопытно, что ни в одном из своих редких интервью Богаев не сознался в том, что в нескольких композициях на альбоме «Стремя и люди» он сам сыграл на ударных. В остальных же песнях барабанные партии исполнил Губерман – со словами, что лучшей музыки он в жизни не играл.

…Большая часть этой сессии происходила по ночам – в одной компании с «Алисой», записывавшей свой дебютный альбом «Энергия».

«Тропилло выключал свет, сдавал под сигнализацию весь этаж, потому что рядом была оружейная комната с мелкокалиберными винтовками, – вспоминает Богаев. – Мы пишем альбом, но не дай бог кому-то тронуть стену, дверь или подоконник. Потому что тут же все зазвенит – приедут, всех повяжут, и уже ничего не докажешь. Но в общем обошлось. Тогда же мы и познакомились с Кинчевым: мы спим на полу на матрасах, „Алиса“ пишется, потом они срубаются, мы встаем и пишемся. Так и шло по очереди».

Когда альбом наконец-то был записан и начал распространяться, наибольшим успехом стали пользоваться два утяжеленных боевика – «Костя Перестукин» (сатирический собирательный образ совкового стукача-маньяка) и «Грустная история» о неразделенной любви комсомольского активиста к девушке легкого поведения. Не меньшего внимания заслуживали два финальных симфонических произведения, весьма органично решенные при помощи изобразительных средств тяжелого рока. В первую очередь это «Стремя и люди», повествующее о судьбе каравана, движущегося по пустыне к абстрактной светлой цели, а также «Мать порядка» – масштабная историческая зарисовка, посвященная Петербургу времен первой русской революции. Обе композиции музыкально были решены в духе «Хованщины» Мусоргского и «Героической» симфонии Шостаковича – с темными, захватывающими воображение риффами и виртуозными гитарными проигрышами Богаева, стилизованными под Блэкмора, Вагнера и Бетховена одновременно.

Единственной проблемой в финальной стадии работы оказалась ритмическая несовместимость текстов, предназначенных для этих двух композиций. Недолго думая, кто-то из музыкантов предложил поменять их местами, и все удачно срослось: текст «Стремя и люди» идеально лег на мелодию «Матери порядка», и соответственно наоборот.

Вспоминая о студийной работе над этим альбомом, Тропилло выделяет сверхудачное микширование, выполненное в финале композиции «Мать порядка».

«Там такая лавина звуков, которая все сносит на своем пути, – говорит он. – Это настоящее искусство, за которое не будет стыдно и через сотню лет. Здесь ничего не соврано. Здесь все находится на своем месте».

«Стремя и люди» действительно стал вершиной в многосерийной студийной эпопее «Облачного края». Казалось, что квартет Богаев – Рауткин – Губерман – Лысковский играет самый сокрушительный хард-рок в своей жизни, от которого сгорает все вокруг. Здесь идеально соединились громадный энергетический потенциал музыкантов и хард-интеллектуальное сумасшествие аранжировок, виртуозность исполнения и усложненные