Цена разрушения - Адам Туз

• Технологии финансовых «паллиативов» (Mefo и пр.);

• опасности, связанные с неконсолидированным долгом Рейха;

• пределы государственной задолженности;

• возможности по дальнейшему ограничению потребления;

• контроль, осуществляемый Рейхсбанком над формированием денежной базы и кредита;

• возможности по удовлетворению неизбежного роста спроса на кредит со стороны делового сектора;

• угроза дефляции в случае сокращения государственных заказов;

• угроза «пузырей» за пределами государственного сектора (кредиты на куплю-продажу в рассрочку…);

• угрозы, связанные с ложной видимостью оборотного капитала;

• угрозы, связанные с самофинансированием [бизнеса].

В завершение в протоколе отмечалось, что конференция выполнила свою задачу в том смысле, что «по важнейшим моментам» она позволила достичь «широкого консенсуса между Рейхсбанком и военно-экономическим управлением вермахта с одной стороны и экономистами с другой стороны». Участники конференции пришли к единодушному выводу о том, что главная проблема — каким образом обеспечить взаимное соответствие между запросами государства (иными словами, перевооружением) и возможностями германской экономики. Кроме того, экономисты согласились со своими хозяевами в том, что «мы уже переступили <…> опасную черту и что инфляция в экономике мирного времени будет столь же бесплодной, сколь и неприемлемой психологически».

III

Двумя сферами, вызывавшими наибольшее беспокойство летом 1938 г., являлись рынок труда и нараставший хаос в германской системе цен[763]. Обе они были тесно связаны друг с другом. По любым традиционным стандартам германская экономика в 1938 г. была свободна от безработицы. Более того, Германия страдала от острой нехватки рабочей силы[764]. Во многих отраслях и рабочая сила, и оборудование были «перегружены». 14 июля 1938 г. Министерство труда докладывало в рейхсканцелярию о том, что во всём Altreich (Германия в границах до аншлюса) насчитывается всего 292.327 безработных, что составляло немногим более 1% всей рабочей силы. И из этого числа лишь 28 тыс. человек были вполне работоспособны[765]. В последнем квартале 1938 г. на биржах труда в Берлине — одном из важнейших центров промышленного производства в Германии — было зарегистрировано всего 35.170 безработных, из которых полностью работоспособными было не более 6 тыс. Из этого числа не менее трети составляли «лица творческих профессий», то есть начинающие актёры и музыканты, которые в качестве оплачиваемых членов корпорации творческих работников Рейха пользовались привилегированным статусом. Работа с этой богемной прослойкой служила источником головной боли для служащих берлинских бирж труда, сталкивавшихся со «вспышками гнева» и «бесконечными жалобами» в тех случаях, когда этим лицам всего лишь «предлагали подумать» о смене профессии. Берлинский уполномоченный по труду позволил себе поистине филистерскую ремарку: когда нация находится в опасности, существование «такого большого числа полностью трудоспособных Volksgenossen, освобождённых от <…> направления на работу в принципиально иной сфере занятости», совершенно неприемлемо[766].

Не исключено, что служащим Министерства труда было бы проще, если бы не последствия заморозки заработков, объявленной в ноябре 1936 г. наряду с заморозкой цен. Благодаря этой мере избыточный спрос не вылился в общую инфляцию заработков. Но это же привело к ликвидации рыночного механизма, осуществлявшего «спонтанное» перемещение рабочей силы в наиболее приоритетные секторы. В этом отношении гитлеровский режим тоже лишил себя одного из самых эффективных, гибких и ненавязчивых механизмов устранения дефицита. Более того, к 1938 г. страх перед инфляционным давлением, нависавшим, как было всем известно, над германской экономикой, был настолько сильным, что любая гибкость при установлении величины заработков могла восприниматься как проявление недисциплинированности или даже саботаж[767]. Если рынку не позволяли функционировать, то логическая альтернатива заключалась в распределении рабочей силы административными мерами, как при нормировании стали. И к 1938 г. Третий рейх явно двигался в этом направлении. Со времён массовой безработицы начала 1930-х гг. государственные биржи труда отслеживали все большую долю рабочей силы с помощью подробных картотек, в которых фиксировалась трудовая биография работавших по найму[768]. В 1935 г. эту информационную систему привели в полное соответствие с трудовыми книжками, которые стали обязательными. Они полагались каждому трудящемуся, занятому в германской экономике, и содержали полные сведения об его образовании, уровне квалификации и прежних местах работы[769]. Один экземпляр трудовой книжки хранился на местной бирже труда, второй — у нанимателя. Более того, в начале 1930-х гг., в рамках усилий по устранению самых серьёзных очагов безработицы, трудовая администрация приняла меры к ограничению региональной миграции. В какой-то момент в попытке удержать рабочую силу в деревне биржи труда даже запрещали людям, прежде работавшим в сельском хозяйстве, менять сферу занятости. В феврале 1937 г. потребности, связанные с Четырёхлетним планом и перевооружением, вызвали необходимость в особом указе, распространявшемся на металлистов. Он запрещал им менять работу без разрешения[770]. А после того как процесс вооружения приобрёл ещё больший размах, по изданному Герингом 22 июня 1938 г. Указу о выделении рабочей силы для решения задач особой государственной значимости (Verordnung zur Sicherstellung des Kräftebedarfs für Aufgaben von besonderer staatspolitischer Bedeutung) государство получило широкие мобилизационные полномочия[771]. Рабочих можно было перевести на новое место на любой срок, необходимый Рейху, в то время как бывшие наниматели должны были сохранять за ними их прежние места. К концу 1939 г. такому принудительному переводу подверглось не менее 1.3 млн трудящихся[772].

Хотя принуждение не являлось нормой по отношению к немецким трудящимся (аналогично ситуации с деловыми кругами), отныне появилась возможность вмешательства государства в трудовую жизнь каждого человека — если это понадобится для решения задач по перевооружению страны. В этом, как и во многих других отношениях, гитлеровский режим летом 1938 г. явно пересёк черту. Однако нет ничего особо удивительного и в том, что нормирование рабочей силы функционировало ещё менее гладко, чем нормирование стали. Указ, запрещавший давать работу в промышленности аграрным работникам, пришлось отменить, поскольку деревенские жители, стараясь не допустить, чтобы действие этого указа распространялось на их детей — для чего не позволяли им заниматься сельским трудом[773]. В то же время в германских городах попытка отключить рыночные механизмы найма в главных очагах инфляции привела лишь к ограниченному успеху. В конце концов ни наниматели, ни работники не были заинтересованы в соблюдении официальных ограничений на заработную плату. Работники хотели получать больше денег, а наниматели — стремившиеся воспользоваться экономическим бумом — были готовы платить за их труд. С учётом формального запрета на повышение заработной платы рост заработков приобрёл скрытый характер, принимая форму ускоренного повышения в должности, повышенного