Мы, аристократы 4 - Бастет

Первой Магической войны сразу же после завершения турнира, но сейчас Дамблдора не следовало вспугивать, пока не будут захвачены оба его хоркрукса. Феникса нужно было брать последним, иначе директор может скрыться и возьмёт оставшийся хоркрукс с собой. Пришлось предупредить опекуна, что процесс нужно отложить до разрешения некоторых внезапно возникших обстоятельств.

Следующим вечером Малфой-старший разыскал меня в общежитии. Всё это время он занимался расследованием происшествия вместе с аврорами, спешно получив в Визенгамоте специальные полномочия как глава попечительского совета. Фред Уизли с апреля был совершеннолетним, поэтому не требовалось специального разрешения Визенгамота, чтобы допросить его с Веритасерумом. Его допросили обычным порядком и выяснили, что идея впустить близнецов в лабиринт для помощи Делакур принадлежала Биллу Уизли, входившему в команду строителей конкурсной полосы препятствий. У него были виды на Флёр и он надеялся добиться этим её благосклонности. Близнецы рассчитывали, что успеют провести её к чаше и спрятаться до прихода других двух участников. Чтобы облегчить себе задачу, Уизли шантажировали Бэгмена его жульническим букемекерством и тот был вынужден уговорить остальных судей сократить время гандикапа с минуты до тридцати секунд за балл. Про лишний портал на чаше они ничего не знали и это закончилось трагически для одного из них.

Допросить Лонгботтома не дала мадам Помфри, на попечении которой он находился до сих пор. После долгих препирательств с колдомедичкой авроры всё-таки добились получения копии воспоминаний Невилла. Все, кого это касалось, уже просмотрели её, а теперь опекун принёс её мне. Таким образом я получил возможность увидеть возрождение Вольдеморта, можно сказать, из первых рук.

Для просмотра воспоминаний Лонгботтома мы ходили в крыло трансфигурации к Ранкорну. Малфой согласился, что мы видели ритуал воплощения гомункула, но сказал, что это знание принадлежит к запретным и что он не может сослаться на него после того, как с трудом восстановил свою репутацию в Министерстве. Мне он посоветовал тоже не выставлять подобные знания напоказ. Никто из авроров никогда не осквернялся ими, ритуал они не узнали и всерьёз считали, что это возродился настоящий Вольдеморт. Фадж, которому доложили о результатах расследования, объявил эти сведения секретными и не подлежащими распространению.

Ритуал действительно был проведён на пентаграмме, что не могло не отразиться на качестве гомункула. Как именно, трудно было сказать из-за полного отсутствия практики. Несмотря на маски и балахоны, Малфой узнал кое-кого из собравшихся там Пожирателей — впрочем, аврорату он о них умолчал, как молчал о них и до этого происшествия. Мне он сказал, что все они принадлежат к группировке Селвина, сторонника экстремизма и жёстких методов, и что для них Вольдеморт и прежде был только поводом. Мы сошлись в том, что ловушка, погубившая Уизли, была поставлена на меня и что мне в этом действе отводилась громкая смерть от руки возродившегося Тёмного Лорда, а Лонгботтому — героическое спасение с моим телом, но из-за вмешательства Уизли и страусиной позиции Фаджа сценарий пошёл не по плану.

Мне вспомнились слова Бэйна о том, что судьба сама хранит своих избранных. Неужели так оно и есть?

— Гарри, ты всё еще в опасности, — сказал Малфой, когда мы закончили с обсуждением. — От экзаменов тебя освободили, тебе незачем оставаться в Хогвартсе до конца учебного года.

— У меня здесь останутся друзья, — напомнил я. — Если я окажусь недоступен для злоумышленников, те могут заняться ими.

Возражать опекун не стал. Видимо, вспомнил о своём сыне.

— Судебный процесс отвлёк бы их от тебя, — сказал он вместо этого. — Почему мы тянем?

— Мне нужно разобраться с некоей вещью, наличие которой на той стороне сильно осложнит наши действия.

Малфой признавал слабость своей окклюментной защиты и потому не стал настаивать на уточнении. Только кивком подтвердил, что принимает моё объяснение.

— Как скоро ты разберешься с ней?

— Как повезёт, — честно ответил я. — Начало августа — крайний срок, если не успею, придётся начинать без неё. Но попытаться необходимо.

— Я могу чем-то помочь?

— Забирайте меня домой на выходные. И помогите с аппарацией, если понадобится.

— Сделаю. Что-нибудь ещё?

— Ещё я хочу обрадовать вас, что теперь у вас одной проблемой меньше. Жену я сам нашёл. Это мисс Ромильда Вейн, что делать дальше, вы знаете.

— Мисс Вейн? — Малфой оживился. — Не худший вариант, учитывая, что ты всё равно настоишь на своём. Вдобавок сейчас мне нечего предложить тебе — в Британии нет подходящих свободных девочек. С весны я начал искать тебе пару за границей, но ответов пока не получил. Значит, мисс Вейн… — в его отстранённом взгляде появилось хорошо знакомое мне оценивающее выражение. — Да, вариант не идеальный, но и не самый худший… Я завтра же свяжусь с мистером Вейном.

Я не стал говорить, что согласие невесты у меня уже есть. Пусть всё идет в установленном порядке.

Когда мы расстались, я ещё раз прокрутил в уме происшедшее со мной в течение учебного года. Сначала меня попытались втянуть в турнир. Когда это случилось, стали пытаться устроить мне несчастный случай во время прохождения конкурса — добротный публичный несчастный случай, при виде которого ни у кого не осталось бы сомнений, что всё произошло само собой. Все три покушения на конкурсах соответствовали стилю Дамблдора, по которому всё происходит само собой и невзначай.

Но одно покушение, самое первое, выбивалось из общей схемы. Во первых, оно кидало тень на школу и её сотрудников, что уже ставило причастность директора под вопрос. Во-вторых, подобные случаи не повторялись после того, как школу наводнили авроры. Проживающий в Хогвартсе сумел бы обойти охрану, скорее всего это был кто-то извне. В день, когда мадам Помфри попала под Империо, в Хогвартсе было немало посторонних — министерские, кое-кто из журналистов, кандидаты в команду обслуживания турнира — так что выбор был достаточным. Моей смерти желал кто-то ещё — и я понятия не имел, кто это был.

Вернувшись в комнату, я обнаружил записку от Джастина Финч-Флетчли, в которой он напоминал об уговоре встретиться после турнира. Я отправил ему записку с Фиби для передачи в руки, где указал привычное время и место завтрашней встречи — кстати, пора менять привычки, мало ли что.

Слизеринцы не болтливы, но вся школа уже знала до мельчайших подробностей, что произошло в лабиринте у чаши. Похоже, не обошлось без Делакур. Знал всё и Джастин, когда пришёл на встречу. Когда мы приветствовали друг друга и я наложил защиту от подслушивания, начал он именно с этого.

— У нас на факультете все разговоры только о последнем туре, — сказал он. — Говорят разное, у нас многие надеялись на твой