Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

реку Миссисипи в составе вооруженного до зубов ополчения численностью около девяноста человек, и то ли благодаря какому-то уму, то ли просто удаче, он оказался на расстоянии легкого выстрела от бесстрашных негров.

Чуть позже девяти утра стороны встретились в открытом поле. Там к ополчению Эндри присоединилась небольшая армия Хэмптона и еще один отряд белых, прибывший с севера. Для чернокожих это было больше, чем просто свобода. До последнего человека они должны были знать, что в случае поражения их ждет истребление. Демонстрируя потрясающую дисциплину, они выстроились в боевую линию и приготовились к тому, что должно произойти. И тут, конечно, белые пошли в атаку. Зная, что мушкетам не хватает точности, Деслондес отдал своим людям приказ не стрелять, пока белые не настигнут их. Однако боеприпасы у белых были на исходе, и они открыли яростный огонь, начав издалека и не прекращая его по мере наступления. Черные начали падать под ударами, сначала поодиночке, а затем целыми кучами. Тем не менее они держались своей линии до тех пор, пока их боеприпасы не начали заканчиваться. То, что началось как настоящее сражение, превратилось в разгром, а разгром - в резню, в которой были убиты десятки восставших чернокожих. Довольный Мигель Эндри позже назвал это " значительной резней ."

Двадцать один из мятежников был доставлен на соседнюю плантацию. Там их судили присяжные, в которых кипела месть плантаторов, и приговорили к смерти. Среди них были главари Коромантии - Кук и Квамена. Кук с гордостью признался, что убил топором владельца плантации Франсуа Трепанье, который был партнером женщины Деслонда, но отказался предоставить плантаторам информацию о других участниках. Квамена вел себя не менее вызывающе: он признал свою вину, но " не стал ни на кого доносить ", согласно стенограмме. Шарль Деслондес, в свою очередь, на время скрылся с места битвы, убежав в близлежащие болота, но и он вскоре был схвачен и казнен особенно жестоким образом: ему отрубили руки, сломали ноги, а затем расстреляли. Однако убийцы не удовлетворились его смертью. В качестве последнего акта возмездия его хромое и окровавленное тело было насажено на вертел и зажарено на всеобщее обозрение.

Двадцать девять других выживших участников столкновения были доставлены в Новый Орлеан, где над ними состоялся более формальный суд , хотя на этот раз под руководством белого судьи, бежавшего от гаитянской революции. Позже окровавленные головы примерно ста участников восстания, включая тех, кто был казнен плантаторами, убившими Квамену, были насажены на пики. Они были установлены через равные промежутки времени от Оружейной площади в Новом Орлеане по всей реке вдоль дамбы до Немецкого побережья " в качестве ужасного примера для всех, кто будет нарушать общественное спокойствие в будущем", по словам приходского "суда". Пока они гнили в знойном воздухе, питаясь птицами, которые прилетали поклевать их, они подбадривали и успокаивали плантаторов и предупреждали, как будто это было необходимо, оставшихся в живых рабов.

Восстание Деслонда было решительно подавлено, но оказало большое влияние на политическую историю Луизианы, а значит, и всей долины реки Миссисипи. Общины плантаторов, которые раньше смотрели на идею интеграции в Соединенные Штаты с подозрением и враждебностью, теперь быстро восприняли идею создания штата. Это было вызвано общей верой в то, что их местные ополчения никогда больше не смогут справиться с задачей обеспечения радикального неравенства и удушающего угнетения, которые были неизбежной основой рабовладельческого общества. В 1812 году Луизиана была принята в союз, бум в Новом Орлеане возобновился и даже значительно ускорился. Хлопок начал свой взлет по всему региону, мощно подняв Соединенные Штаты во весь рост и преобразовав атлантический мир.

Если Деслондес и хотел, чтобы история громко заявила о его движении, то, как я полагаю, он так и сделал, до недавнего времени его амбиции были реализованы в незначительной степени. По мере того как плантаторы восстанавливали свою власть над регионом , по мере экономического взлета и стремления к государственности, восстание неуклонно и старательно стиралось из памяти. Как написал Дэниел Расмуссен в книге 2011 года, которая начиналась как дипломная работа студента Гарварда, " Хотя восстание 1811 года было самым крупным восстанием рабов в истории Америки, самый длинный опубликованный научный отчет занимает всего двадцать четыре страницы". По меньшей мере, можно сказать, что дело было не только в пренебрежении ученых. Государственная политика привела к забвению и стиранию истории - проекту, который охватывает несколько поколений и сегодня находится в руках прибыльной индустрии плантационного туризма.

Во время работы над этой книгой я провел время в долине реки Миссисипи, пробираясь из Мемфиса на юг через хлопководческую Дельту, к Немецкому побережью и оттуда коротким путем до Нового Орлеана, надеясь найти отголоски этой истории и в основном разочаровываясь. Поиски привели меня в некоторые из самых величественных сохранившихся плантаторских домов, которые сейчас занимаются шумным бизнесом, предлагая экскурсии, которые больше связаны с ностальгией по странно романтизированному прошлому и беспечным видом эскапизма для многих, кто, кажется, вообще не задумывался о прошлом. Сюда входят свадьбы в старинных платьях и фотосессии в стиле Belle Époque. На грандиозной плантации Эвергрин в луизианском приходе Святого Иоанна Крестителя, после того как в разговоре с белым менеджером я выдала себя за "историка", интересующегося рабством, меня вежливо предупредили тихим голосом: "Мы не очень подробно рассказываем о том, что пережили рабы". Он сказал, что основное внимание будет уделено архитектуре и образу жизни белых, как будто их можно отделить от образа жизни негров, которыми они владели. Я заплатил и все равно вошел, желая увидеть объект, который помог создать одно из самых ярких голливудских изображений организованной расовой жестокости плантаторской жизни последнего времени - фильм Квентина Тарантино "Джанго освобожденный".

В тот погожий весенний день небольшая толпа посетителей толпилась на лужайке перед знаменитыми двойными балюстрадами сверкающего белизной большого дома, чтобы сфотографироваться. Мы слушали объяснения о дизайне здания в стиле греческого возрождения, а когда зашли внутрь, чтобы осмотреть некоторые жилые помещения, нас угостили множеством маленьких виньеток о сезонных хлопотах хозяина и хозяйки дома и о жизни белых на дамбе. Среди прочего мы узнали, что в сезон дождей Речная дорога, которую мы могли видеть с длинной веранды второго этажа, превращалась в почти непроходимую грязь. Белая женщина средних лет, которая вела нас, не упомянула о том, кому приходилось бороться с этой грязью, освобождая колеса карет от грязи и перевозя провизию по поручению белых хозяев. Ни слова не было сказано и о великом восстании рабов, произошедшем неподалеку.

Когда мы закончили осмотр большого дома,