Русская литература для всех. От Толстого до Бродского - Игорь Николаевич Сухих

Новые герои: Челкаш, Ларра, Данко

В русской культуре и общественной жизни великий перелом Настоящего Двадцатого Века предчувствуется уже с последнего десятилетия века девятнадцатого. Составляющими горьковского успеха стали общественные настроения и тема, герой и автор, читательские ожидания и стиль.

Во втором действии «Вишневого сада», сразу после спора о будущем и первого загадочного звука лопнувшей струны, появляется странный персонаж. «Показывается прохожий в белой потасканной фуражке, в пальто; он слегка пьян». Спросив для начала дорогу, он произносит короткий, видимо отрепетированный, монолог: «Чувствительно вам благодарен. (Кашлянув.) Погода превосходная… (Декламирует.) Брат мой, страдающий брат… выдь на Волгу, чей стон… (Варе.) Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать». Получив отповедь от Лопахина («Всякому безобразию есть свое приличие!») и золотой от Раневской, прохожий навсегда исчезает.

В пророческую чеховскую пьесу на мгновение ворвался горьковский герой – бродяга, пьяница, нарушающий нормы «образованного общества» и в то же время ловко пользующийся его сочувствием и жалостью к «падшим» (кто же не знает стихов знаменитого С. Я. Надсона и «кающегося дворянина» Некрасова и не откликнется на них?).

Чеховские персонажи оплакивают вишневый сад, но автор показывает неизбежность его гибели. В. Г. Короленко, как мы помним, один из учителей Горького, примерно в это же время утверждал: «Настало время нужды в героическом».

На фоне этих ожиданий героем в двух смыслах – литературным героем и героем времени – оказался горьковский босяк, человек, выпавший из социальной структуры общества и отрицающий ее.

Почти одновременно с Горьким на подобного героя обратил внимание А. И. Куприн. В цикле «Киевские типы» (1896) появляется очерк «Босяк».

«В Петербурге его называют „вяземским кадетом“, в Москве – „золоторотцем“, в Одессе – „шарлатаном“, в Харькове – „раклом“. В Киеве имя ему – „босяк“.

Жалкая фигура с зеленым, опухшим и лоснящимся лицом, украшенным синяками и „кровоподтеками“, с распухшим носом, отливающим фиолетовым цветом, с потрескавшимися синими губами…»

В кратком очерке Куприн тем не менее успевает довольно детально описать занятия и образ жизни этого персонажа, упомянуть о различии летнего и зимнего босячества, рассказать о босяках обычных и «интеллигентных». Рассказывая о них, Куприн приводит фразы, похожие на речь чеховского прохожего:

«Иные, прося милостыню, бьют на оригинальность, прибегая или к возвышенному слогу, или к наивно-бесстыдной откровенности. „Господа почтенные, – обращается босяк к подгулявшей компании, – пожертвуйте пятачок на выпивку бедному учителю, изгнанному из службы за многочисленные пороки“. Если же он бывший офицер, то непременно прибегнет к французскому языку: „Доне келькшоз пур повр офисье“ (Подайте что-нибудь бедному офицеру)».

Точный физиологический очерк Куприна, подобный «Петербургским шарманщикам» Д. В. Григоровича, мало кого мог увлечь. Горьковские персонажи принадлежат совсем к иной традиции. Босяки оказываются родственниками эксцентричных и романтических персонажей: благородных разбойников, идеологических преступников, бродяг-философов.

«Жизнь сера, а русская в особенности; но зоркий глаз Горького скрашивает тусклость обыденщины. Полный романтических порывов, Горький сумел найти живописную яркость там, где до него видели одну бесцветную грязь, и вывел пред изумленным читателем целую галерею типов, мимо которых прежде равнодушно проходили, не подозревая, что в них столько захватывающего интереса. 〈…〉 Существующий порядок горьковский босяк, как социальный тип, сознательно ненавидит всей душой», – замечал С. А. Венгеров.

Одним из первых и самых колоритных в галерее босяцких типов является герой рассказа «Челкаш» (1894). Этот, как и другие ранние тексты, молодой писатель строит на живописных, композиционных и психологических контрастах. Причем автор не только изображает, но, как в притче или басне, проговаривает, четко формулирует наиболее важные идеи, смыслы рассказа.

Первое же появление героя сопровождается прямой характеристикой: «Гришка Челкаш, старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор». Чуть позже обозначена еще одна важная черта героя: любовь к свободе, понимаемой как жизнь без всяких моральных и общественных ограничений, как свобода ветра, который, «еще легкий, свободно носился над морем».

Фабула рассказа строится как подтверждение этих качеств героя в очередной воровской проделке и столкновении с деревенским парнем Гаврилой, мечтающим о совсем иной свободе: собственной земле и семье, деньгах, мирной деревенской жизни.

«– А что тебе – свобода?.. Ты разве любишь свободу?

– Да ведь как же? Сам себе хозяин, пошел – куда хошь, делай – что хошь… Еще бы! Коли сумеешь себя в порядке держать, да на шее у тебя камней нет, – первое дело! Гуляй знай, как хошь, Бога только помни…»

В ночной сцене кражи герои то противопоставлены (Челкаш – отважен и ловок, Гаврила – робок и неуклюж), то, напротив, объединены воспоминаниями о покинутой деревне.

«Гаврила глядел на него с любопытством и тоже воодушевлялся. Он во время этого разговора успел уже забыть, с кем имеет дело, и видел пред собой такого же крестьянина, как и сам он, прилепленного навеки к земле пóтом многих поколений, связанного с ней воспоминаниями детства, самовольно отлучившегося от нее и от забот о ней и понесшего за эту отлучку должное наказание. 〈…〉 Память, этот бич несчастных, оживляет даже камни прошлого и даже в яд, выпитый некогда, подливает капли меда…

Челкаш чувствовал себя овеянным примиряющей, ласковой струей родного воздуха, донесшего с собой до его слуха и ласковые слова матери, и солидные речи истового крестьянина-отца, много забытых звуков и много сочного запаха матушки-земли, только что оттаявшей, только что вспаханной и только что покрытой изумрудным шелком озими… Он чувствовал себя одиноким, вырванным и выброшенным навсегда из того порядка жизни, в котором выработалась та кровь, что течет в его жилах».

Однако в кульминационной последней сцене обнаруживается непримиримая противоположность натур. Гаврила – собственник и мещанин. Он настолько поражен так легко доставшимися деньгами, что, как он сам признается, готов был ночью убить за них спутника, а потом униженно выпрашивает их:

«– Голубчик!.. Дай ты мне эти деньги! Дай, Христа ради! Что они тебе?.. Ведь в одну ночь – только в ночь… А мне – года нужны… Дай – молиться за тебя буду! Вечно – в трех церквах – о спасении души твоей!.. Ведь ты их на ветер… а я бы – в землю! Эх, дай мне их! Что в них тебе?.. Али тебе дорого? Ночь одна – и богат! Сделай доброе дело! Пропащий ведь ты… Нет тебе пути… А я бы – ох! Дай ты их мне!»

Челкаш свободен от инстинкта собственничества. Герой с презрением прощает напарника и отзывается на его мольбы:

«Он оттолкнул его, наконец вскочил на ноги и, сунув