16 лет возвращения - Израэль Рахлин

Таким образом, решилась наша жилищная проблема по крайней мере на ближайшие несколько недель. Теперь нужно искать работу.

Нас всех мучил вопрос: почему власти решили отправить нас сюда? Не потому ли, что Алтайский край слишком хорош для таких, как мы? А может быть, сослав нас к Северному Ледовитому океану и полностью отрезав от внешнего мира, они обезопасили себя? Или же им просто была нужна рабочая сила? Едва ли существовал определенный ответ на эти вопросы.

Ссылку в Быков Мыс мы восприняли, как дополнительное наказание. В арктических районах работали люди со всего Советского Союза. И хотя в большинстве случаев это была трудная работа, не все могли получить ее. Сначала желающих работать на Севере обязывали пройти медицинскую комиссию, и только самые сильные и здоровые могли рассчитывать на то, что с ними заключат договор. С другой стороны, для работающих здесь много льгот: высокая зарплата, длительный отпуск, бесплатный проезд на отдых в южные районы страны. Кроме того, мужчины, работающие на Крайнем Севере, освобождались от воинской обязанности.

Однако все эти критерии отбора никаким боком не касались депортированных, и никто не обращал внимания ни на возраст, ни на состояние здоровья, ни на пол. У нас вообще не было никаких прав, и мы не могли обжаловать решение властей.

Естественно, возникал вопрос: зачем проводить такие грандиозные операции, включая конвоирование, организацию и планирование? Неужто только для того, чтобы привезти физически слабых мужчин, женщин и детей в места с невероятно суровым климатом? Ведь на выполнение этих задач затратили столько времени и средств.

Но не стоит искать логику там, где дело касается решений и действий советских властей. Наиболее приемлемое объяснение — нехватка рабочей силы для ловли и обработки рыбы.

Дельта реки Лены богата рыбой. Здесь в больших количествах водятся лососевые, осетровые и многие другие виды. Уже в течение многих лет в стране ощущалась нехватка продовольствия, но проблема стала особенно острой, когда началась война. Требовались срочные меры, и рыбным ресурсам отводили важную роль в обеспечении населения продовольствием.

Теперь и мы должны были участвовать в ловле, обработке и транспортировке сибирской рыбы.

Вскоре стало ясно, что наших сил для этого недостаточно. Только немногие мужчины могли выполнять тяжелую физическую работу в таких суровых климатических условиях. Вскоре среди депортированных начались болезни, и за короткий срок многие умерли. Похороны стали самым частым поводом, когда люди собирались вместе. Простые гробы, сколоченные из грубых досок, опускались в узкие могилы в вечномерзлую землю.

Только десять процентов людей из нашей группы работали рыбаками, еще пятнадцать — занимались засолкой и укладкой рыбы в огромные деревянные бочки. Некоторые вязали и чинили сети. Все это выглядело совершенно абсурдно. В Алтайском крае многие из нас работали в сельском хозяйстве, и всем нравилось, как мы работаем. Наш труд там был гораздо более плодотворным, чем здесь. Но вместо того, чтобы и дальше получать выгоду от нашей работы, нас выслали за несколько тысяч километров, где наш труд не имел большой ценности. В Министерстве рыбного хозяйства в Москве, возможно, решили увеличить объем вылавливаемой рыбы. Но из-за недостатка рабочей силы они не могли этого сделать и обратились в НКВД. В ведении этой организации к тому времени оказались громадные трудовые резервы. И вот «идеальное решение» проблемы: использовать депортированных. Тем более, что всесильный НКВД мог переместить нас в любую часть Союза.

Так и случилось. Из Алтайского края, провезя через всю страну, с юга на север, и превратив в толпу больных и истощенных людей, нас доставили на пустынный северный берег. Мы никогда не узнаем, были ли ответственные за наше перемещение удовлетворены результатом, и получили ли они то, что хотели. Для нас же эта пересылка стала трагедией.

Нам пришлось жить в таких первобытных условиях, какие было трудно представить. Быков Мыс — это маленький выступ суши, отделяющий дельту Лены от моря Лаптевых, кусочек вечной мерзлоты, покрытый тонким слоем почвы. Страшная, холодная и враждебная окружающая среда, где нет ни птиц, ни животных, ни сколько-нибудь заметной растительности. Лишь тундра, покрытая мхом и лишайниками. На два месяца наступала полярная ночь, когда все окутывала сплошная темнота.

Для нас эти «ночные дни» были особенно тяжелыми. До порта Тикси — около сорока километров. Лишь только там есть больница и средняя школа. Зимой — пурга, снежная буря, которая бывает только в Арктике. Снегом заносит дома, и, пока метет по несколько дней подряд, нельзя выйти на улицу. В такое время мы были полностью изолированы от мира.

За все время, пока жили в Быковом Мысе, мы не ели ни картофеля, ни лука, ни вообще каких-либо овощей. От такого питания люди слабели, у некоторых началась цинга. Мы не знали, как долго пробудем здесь. Нам не на что было надеяться, и в самые черные дни нас одолевал страх, что нам никогда не удастся вырваться отсюда. Дружеские отношения и дух солидарности среди депортированных — вот то единственное, что освещало наше мрачное положение.

Часть Быкова Мыса выходила на север, в сторону Ледовитого океана, другая часть — в залив, где размещались государственные склады и отделение рыбозавода. На рыбозаводе перерабатывали то, что сдавали рыболовецкие совхозы и бригады. Рыбу солили и укладывали в деревянные бочки, которые хранились до начала навигации на реке Лене, до первой недели июля. Конторы, рыбозавод и мастерские по ремонту снастей располагались на холме. Здесь работали мужчины и женщины, которые по состоянию здоровья не могли заниматься рыболовством.

Расположение рыбозавода именно здесь имело одно преимущество, созданное самой природой, климатом. Замороженная и соленая рыба хранилась в естественных холодильных камерах, которые вырубались прямо в вечномерзлом грунте. И не было того риска, который трудно избежать при хранении рыбы в современных морозильниках, когда при отключении энергии продукты могут испортиться.

Израэль

С директором рыбозавода — Акимом Андреевичем Семикиным, я встретился, когда искал работу. Мы поговорили, и он предложил мне должность экономиста. Я, сразу согласился. В поселке — только начальная четырехлетняя школа, так что учитель иностранного языка не требовался.

Когда я спросил Акима Андреевича о том, где нам жить, он ответил:

— Вы должны построить себе юрту.

Юрта — это жилище из глины. В таких сооружениях жило местное население. А когда я ему сказал, что в жизни не держал в руках топор и не обучался плотницкому делу, он посоветовал объединиться с другими мужчинами и начать строить. Он обещал присмотреть какой-нибудь строительный материал на