Власть в погонах: Военные режимы в современном мире - Григорий Васильевич Голосов

Мобуту располагал как абсолютной монополией на власть внутри военной корпорации, так и значительным политическим влиянием. За его спиной был успешный переворот 1960 года, в ходе которого убили популярного первого премьер-министра Конго Патриса Лумумбу. После этого в стране установился режим, при котором слабый президент Жозеф Касавубу находился в серьезной зависимости от вооруженных сил. Эта зависимость только усугублялась тем обстоятельством, что после гибели Лумумбы страна вступила в длительный период гражданской войны, которую Мобуту удалось выиграть. Первый же политический кризис, поставивший Касавубу в уязвимое положение, создал благоприятные условия для военного переворота, у которого был единственный и неоспоримый лидер. У Мобуту не было хунты – он был сам себе хунта.

Однако личные качества лидера тоже играют некоторую роль. Мобуту отличался непреклонной волей к власти и зверской жестокостью по отношению ко всем, кто хотя бы теоретически мог бросить ему вызов. Эти свойства его характера иллюстрирует история одного из конголезских оппозиционеров Пьера Мулеле. Он придерживался маоистских взглядов и был одним из лидеров повстанческого движения, воевавшего против правительства на западе страны. После поражения повстанцев Мулеле бежал в Китай. Мобуту пригласил его в Конго, пообещав амнистию и даже восстановление в политических правах, но когда Мулеле вернулся, то был схвачен и публично замучен. Перед тем как убить его, ему вырвали глаза, отрезали гениталии, ампутировали одну за другой конечности. Понятно, что подобные эпизоды – а их было несколько – не прибавляли желающих бросить вызов Мобуту. Он правил долго, почти до самой смерти в 1997 году, и печально прославился беспрецедентной коррупцией. В конце его правления страна была вновь охвачена гражданской войной, отягощенной военной интервенцией нескольких соседних государств.

Когда к власти в Аргентине пришел режим «процесса национальной реорганизации», его главной заявленной целью была борьба с террористической угрозой, которую на тот момент представляло главным образом Перонистское движение Монтонеро (или просто «Монтонерос»), стремившееся к установлению в стране «христианского национального социализма». Перонизм включает в себя как левые, так и правые тенденции, и левизна «Монтенерос» тоже была весьма условной. Впрочем, в вооруженной борьбе участвовали и несколько групп марксистской ориентации. Повстанцы совершили серию громких террористических актов, действовали решительно и безжалостно. Параллельно нарастало не менее жестокое вооруженное насилие со стороны крайне правых групп, таких как Антикоммунистический альянс Аргентины.

Военные обвинили правительство страны, находившееся под контролем более умеренных перонистов, в отсутствии политической воли к пресечению терроризма, и взяли эту задачу на себя, организовав переворот, который не встретил сопротивления и носил элитный характер, поскольку в заговор было вовлечено все руководство вооруженных сил. В правящую хунту вошли главнокомандующий Хорхе Видела, который представлял сухопутные войска, а также командующие флотом и военно-воздушными силами. С начала и до конца существования режима его высшие руководители, а их за семь с лишним лет сменилось четверо, вели себя по отношению к другим военачальникам весьма толерантно, предоставляя им возможность поступать по собственному усмотрению. Это особенно ярко проявилось в реализации главной задачи режима – борьбы с терроризмом, причем в категорию террористов почти сразу попали не только участники вооруженных выступлений, но и многие оппозиционеры, которые не имели к ним никакого отношения. Тут отдельные военачальники действовали кто во что горазд. Например, в ВВС процветала практика похищения людей, которых затем сбрасывали с вертолетов над океаном.

Организованные режимом репрессии, вошедшие в историю как «грязная война», поражали не только размахом (по разным оценкам, число пострадавших варьируется от 22 000 до 60 000 человек), но и хаотичностью, абсолютным беззаконием и отсутствием координации между отдельными участниками. «Процесс национальной реорганизации» запомнился как одна из самых беспорядочных военных диктатур прошлого столетия. Терроризм удалось подавить, но с управлением страной этот режим не справился, не сумев преодолеть экономические проблемы Аргентины и развязав войну против Великобритании за Фолклендские острова, которую полностью проиграл. Лидеры режима потеряли поддержку даже в военной среде и были вынуждены согласиться на выборы для передачи власти гражданскому правительству.

Неформальная институционализация военных режимов помогает решить важную для них проблему интеграции гражданской бюрократии в новую структуру управления, которую надо создать после переворота. Эта проблема не слишком сложна. Правила взаимодействия, существующие в военной корпорации, близки гражданским управленцам просто потому, что они в своей повседневной деятельности руководствуются сходными принципами. Однако гражданским бюрократам необходимо понимать, какова иерархическая цепочка внутри нового политического руководства. Неконсолидированные военные диктатуры вроде «процесса национальной реорганизации» этого понимания не обеспечивают. Но некоторый минимум упорядоченности, достигаемый за счет неформальной институционализации, расставляет все по своим местам, так что сотрудничество между двумя управленческими секторами налаживается и носит вполне конструктивный для обеих сторон характер, вплоть до вхождения гражданских бюрократов в правящие хунты. Исходя из этих обстоятельств, в научной литературе латиноамериканские военные режимы 1960–1970-х годов часто называют авторитарно-бюрократическими.

Процесс интеграции военного и гражданского управленческих аппаратов усложняется, если между двумя этими сегментами существует значительная социальная и культурная дистанция. В 1980 году в Либерии произошел переворот, положивший конец господству узкой элиты, состоявшей из так называемых американо-либерийцев. Это потомки переселенцев из США, основавших Либерию в 1847 году, подчинив себе население, населявшее ее территорию. К моменту переворота американо-либерийцы по-прежнему занимали командные позиции как в политике, так и в армии, поэтому в заговоре против их режима участвовали военнослужащие по званию не выше старшего сержанта. Они же составили и хунту, Совет народного спасения.

Вскоре после переворота большинство членов прежнего правительства были казнены, но некоторые оказались незаменимыми, да и взамен казненных пришлось назначить выходцев из прежней элиты. Без них военные просто не справились бы с управлением страной. Однако взаимоотношения между двумя секторами управления, военно-политическим и гражданским, по-прежнему характеризовались не просто глубоким недоверием, но и взаимной ненавистью и презрением. Например, однажды члены хунты, присутствовавшие на заседании правительства, выгнали чиновников из здания и заставили сыграть с ними в футбол, что для пожилых и отнюдь не спортивных министров было тяжким и унизительным испытанием. Естественно, ни к чему хорошему такие взаимоотношения внутри аппарата государственного управления привести не могут. Система разладилась, что повлекло за собой самые плачевные последствия для населения (особенно для тех слоев, которые «революция сержантов» стремилась защитить). Уже в 1989 году Либерия погрузилась в серию длительных и кровавых гражданских войн.

6.2. Формальные институты

Однако пример Либерии нельзя признать типичным. Гораздо более универсальная проблема, с которой сталкиваются все без исключения военные режимы, состоит в том, что если они рассчитывают на длительное существование, то должны создать формальные институты, которые упорядочивают структуру управления и легитимируют новую власть в глазах населения и международного сообщества. О пользе таких институтов было достаточно сказано в начале этого раздела. Но идеального решения этой проблемы нет. Спектр вариантов широк.

В принципе, военный режим может, не жертвуя властью, создать более или менее имитационные институты, позаимствованные у любой формы правления, как авторитарной (то есть монархии или партийного режима), так и демократической. В последнем случае военные режимы приобретают электоральную составляющую и могут рассматриваться как один из видов электорального авторитаризма. Каждый из этих вариантов чреват собственными издержками и выгодами. Их обсуждению будут посвящены следующие разделы этой главы. Пока ограничимся анализом двух стратегий. При одной военные режимы остаются у власти, не прибегая ни к каким имитациям, а при другой пытаются возместить дефицит формальных институтов, изобретая оригинальные модели институционализации. Большой дистанции между этими стратегиями нет, потому что, как будет показано ниже, оригинальные модели обычно служат очень слабой маскировкой для военных режимов.

Самый простой способ институционализации состоит в том, что через короткое время после переворота его лидер просто объявляет себя новым руководителем страны, обычно с расширенными по сравнению с прежним конституционным порядком полномочиями. В некоторых случаях его провозглашают президентом, но можно обойтись и без этого: Якубу Дан-Юмма Говон, захватив власть в Нигерии в 1966 году, просто назначил себя главой государства, каковую должность и занимал в течение длительного времени. Самоназначенный лидер может формально распустить военный совет, продолжая опираться на кого-то из его бывших членов, которых назначает на высокие