Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни - Герберт Спенсер

смеяться? Можно поставить десять против одного, что в скрытой форме это предложение входит в состав молчаливо допускаемых им убеждений. Пусть, например, ремесленник скажет, что ему «плевать» на термометры, так как он будто бы на ощупь лучше узнает, какова надлежащая температура употребляемой им жидкости. Читатель, знающий, что ощущение тепла или холода значительно изменяется смотря по температуре самой руки, поймет, как нелепа эта самоуверенность, происходящая от недостатка знаний. Но он не увидит ничего нелепого в попытке достичь без всякого руководящего начала правильного вывода относительно последствий некоторой деятельности, влияющей многочисленными способами на миллионы людей. Здесь для него не требуется никакого мерила, могущего проверить точность непосредственных впечатлений. Если, например, вопрос идет о том, следует ли ему защищать систему наград учителям, смотря по результатам экзаменов в государственных школах, то он признает очевидным, что поощрение учителям этим способом не может не оказаться благодетельным для учеников. Ему не приходит на ум, что, быть может, учитель станет чересчур подтягивать учащихся; что он, быть может, достигнет механической восприимчивости; что это зубренье может довести до полного отвращения к учению; что возможно таким образом направить особое внимание на ловких учеников, которые своим успехом принесут пользу учителю, и что в то же время менее способными будут пренебрегать. Будет забыто и то обстоятельство, что система, оценивающая знание по тому, достигаются ли им денежные награды, а не ради самого знания, – такая система не в состоянии произвести здоровый ум; и даже учителя при такой системе легко становятся чистыми машинами. Видя, по его мнению, вполне ясно, каковы непосредственные результаты, и либо совсем не замечая отдаленных результатов, либо относясь к ним чересчур легко, он не сомневается, что такой план вполне целесообразен. Проходит лет двадцать, и когда следствия оказываются настолько гибельными, что план этот отвергается, после того как повреждено здоровье миллионов детей и причинено неизмеримое количество физических и душевных страданий, – после всего этого он не станет ни на волос мудрее по причине своего гибельного промаха, но готов на следующий день решать по поводу какого-либо вновь предложенного плана таким же образом, посредством простого рассмотрения и взвешивания вероятностей. Другими словами, как выше замечено, хотя в простых вещах пользование общими принципами признается полезным, в более сложных предметах оно не признается необходимым.

А между тем минутное размышление должно было бы сделать ясным для каждого не только то, что эти неосновательные суждения весьма легко могут оказаться ошибочными, но и то, что должно существовать какое-либо руководство, посредством которого могут быть достигнуты точные суждения. Действительно, можно ли придумать что-либо более бессмысленное, нежели убеждение, что в общественных делах нет естественной причинности? И спрашивается, каким образом кто бы то ни было может избежать обвинения в бессмыслии, если он, допуская естественную причинность, в то же время придумывает законы, не принимающие во внимание этой причинности? Как было сказано в одной из предыдущих глав, если не существует причинности, то любой закон так же хорош, как и всякий другой, а стало быть, законодательная деятельность есть нечто смехотворное. Если же неправда, что все законы одинаково хороши, в таком случае справедливо, что на людей, составляющих общество, один закон повлияет более благодетельно, чем другой, и что его более благодетельное действие подразумевает некоторое приспособление к природе людей и к их способам кооперации. Относительно этого должны существовать некоторые общие истины, некоторые более глубокие общие законы, а конечный результат любого законодательства должен зависеть от признания таких общих законов и от подчинения им законодательной деятельности. Может ли быть поэтому что-либо более нелепое, нежели действовать, не исследовав, каковы эти законы?

§ 375. Добиваться счастья, не взесив условий, выполнение которых приведет к счастью, бессмысленно в социальном отношении, как и в личном; нет, в первом случае даже более бессмысленно, так как бедствия, проистекающие от пренебрежения условиями, часто избегаются единичной личностью, но при уравновешивании между многими личностями общество никак не может избежать вреда.

Взвешивание вероятных результатов каждого поступка помимо всякой общей санкции, исключая погони за счастьем, – это способ действия, свойственный каждому преступнику. Он думает, что вероятность склоняется в пользу достижения им удовольствий и избежания страданий; пренебрегая теми соображениями справедливости, которые могли бы обуздать его, преступник соображает ближайшие последствия, не думая об окончательном результате; и относительно ближайших результатов он порою бывает прав: он пользуется выгодами своих преступных деяний и часто не терпит наказания. Но в конце концов оказывается, что зло превышает благо, частью потому, что он не всегда избегает кары, частью же потому, что та природа, которая воспитывается в нем его деятельностью, неспособна к высшей форме счастия. Образ действий, которым преступник пользуется с эгоистическими целями, аналогичен тому, которому следует, хотя и с альтруистическими целями, политик, следующий принципу так называемой полезности. Такой политик, правда, не для своего блага, но, как он думает, для блага других, взвешивает вероятные удовольствия и страдания; пренебрегая повелениями чистой справедливости, он усваивает такие методы, которые, по его мнению, приведут к достижению удовольствий и избежанию страданий. Идет ли речь о снабжении общественных библиотек книгами и газетами, он имеет в виду результаты, которые признает очевидно благодетельными, и в то же время не интересуется исследовать, справедливо ли насильно отнять деньги у А, В и С, чтобы уплатить за удовлетворение D, E и F.

Является ли его целью подавление пьянства и проистекающего отсюда зла, он помышляет исключительно об этих целях и, решившись навязать свои собственные убеждения другим людям, старается ограничить свободу обмена и уничтожить дела, в которые был вложен капитал на законном основании и с согласия общества. Таким образом, как выше указано, альтруистический нарушитель чужих прав, подобно эгоистическому нарушителю, пренебрегает всяким иным руководством, исключая оценки ближайших результатов; его не удерживает мысль о том, что его действия нарушают основной принцип гармоничной социальной жизни.

Ясно, стало быть, что этот эмпирический утилитаризм, делающий счастье своей непосредственной целью, находится в противоречии с рациональным утилитаризмом, имеющим целью выполнение условий счастья.

§ 376. Защитники политического эмпиризма не смогут возразить, если мы подвергнем их собственный метод эмпирической проверке. Если, пренебрегая абстрактными принципами, мы станем руководствоваться результатами, либо вычисленными заранее, либо удостоверенными опытом, то отсюда ясно, что таков наилучший способ и для оценки самого эмпирического метода.

Сделаем это.

При одном обсуждении, относящемся к социалистическому законодательству, во время дебатов в палате лордов 19 мая 1890 г. наш первый министр сказал: «Мы не более задаемся вопросом о происхождении или о философской подкладке какого-либо предложения, нежели всякий умный человек вопросом о характере деда своего лакея, прежде чем он