Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

столкновения с претендентом повела к явному допущению таких постановлений. Подобно этому и в следующем столетии, во время споров за регентство, пока Альфонс XI был несовершеннолетним, кортесы Бургоса требовали, чтобы «города не платили ничего свыше того, что назначено» в их хартиях. Подобные же причины произвели подобные же результаты во Франции, когда инсуррекционной лигой Людовик X Сварливый был обязан дать хартии дворянам и горожанам Пикардии и Нормандии, отменяющие право предъявлять неустановленные требования; а также когда при подобных же условиях собирались Генеральные Штаты под предлогом совещания с нацией о налогах, требующихся для ведения войны. Англия дает подобные же примеры.

Таким образом, что же следует заключить о тех учреждениях, которые с изменениями, вызванными местными условиями, появлялись при подобных же обстоятельствах в различных странах?.. Очевидно, когда король, остановленный от насильственного предъявления незаконных требований, достигал получения денежных средств, обращаясь с просьбой к своим подданным или к более влиятельным из них, его мотивы для их созыва состояли первоначально в получении этих средств. Преобладание этого мотива для созывания национальных собраний может подтверждаться и преобладанием этого же мотива, обнаруживающимся предварительно в созывании местных собраний; например, это ясно из повеления Генриха I относительно собраний графств, когда, объявляя о восстановлении древнего обычая, он говорит: «Я желаю созывать эти собрания, когда это будет нужно для моих собственных государевых потребностей, по моей воле». Таким образом, первоначальной целью собрания высших классов и представителей было голосование вопроса о деньгах.

§ 501. Из обычая предписывать условия, на которых вотируется вопрос о деньгах, вырос обычай, а в конце концов и право собраний участвовать в законодательстве. Эта связь смутно обозначается в древнейших стадиях общественной эволюции. Совершение приношений и достижение удовлетворения идут вместе с самого начала. Как я уж сказал о Гулабе Синге: «Даже в толпе можно было привлечь его внимание, подняв кверху рупию (монету) и крича: «Магараджа, прошение!» Он как ястреб бросался тогда на деньги и терпеливо выслушивал просителя»[133]. Там же я дал и другие примеры отношения между содержанием правительственного механизма посредством приношений и требованием от него защиты; эти примеры могут быть подкреплены еще другими, взятыми из нашей собственной прежней истории; например, «суд самого короля, хотя он был высшим судилищем в государстве, не был доступен никому, кто не приносил королю подарков, или, как показывают летописи казны, каждое взыскание убытков или защита от притеснений оплачивались подкупом; на континенте, как замечает Hume, было параллельное состояние вещей.

Ввиду такой первоначальной связи между содержанием политического главы и защитой с его стороны объяснение деятельности парламентских организаций, когда они возникли, становится ясным. Совершенно так, как в грубых, сохранивших в значительной мере первобытную форму собраниях короля, военных глав и свободных воинов, например во Франции, в период Меровингов, принесение подарков шло рядом с занятием общественными делами, как юридическими, так и военными, или точно так же, как в наших собственных древних собраниях графств, когда местное управление, с включением администрации и юстиции, сопровождалось снаряжением кораблей и платой «всякой всячины для foerm-fultum, или содержания короля», – точно так же, когда с успехом противодействия крайностям королевской власти начались собрания дворян и представителей, созванные королем, то вновь появились открыто эти одновременные требования, с одной стороны, денег, а с другой стороны – правосудия. Мы можем принять как известное, что в среднем выводе, в человечестве, сталкивающиеся эгоизмы заинтересованных сторон были главными факторами и что целью каждой стороны было дать как можно меньше и извлечь как можно больше, насколько позволяют обстоятельства. Франция, Испания, Англия дают примеры, совокупность которых служит подтверждением этого.

Когда французский король Карл V в 1357 г., распустив Генеральные Штаты под предлогом захвата ими его прав, достал денег крайней порчей монеты подмесями и вызвал возмущение в Париже, грозившее опасностью его жизни, пришлось три месяца спустя прибегнуть к новому созыву собрания, в котором были приняты петиции предшествующего собрания, между тем как субсидия для военных целей была решена. О собрании Генеральных Штатов 1366 г. Галам пишет: «Необходимость восстановления монеты была энергично выставлена как важное условие, под которым они согласились на налог с народа, который уже давно был обманываем низкой монетой Филиппа Красивого и его преемников». Точно так же в Испании соединившиеся в общества города, обязанные своими хартиями давать только известные платежи и услуги, постоянно противились неустановленным требованиям, между тем как короли, постоянно обещающие не требовать более того, что полагалось законом и обычаем, постоянно нарушали свои обещания. В 1323 г. Альфонс XI обязался не брать лишних поборов со своего народа, не вводить никаких налогов, как местных, так и общих, не установленных прежде бывшим законом, без предварительного согласия всех депутатов собрания кортесов». А как мало смотрели на эти ручательства, доказывается тем фактом, что в 1393 г. кортесы, сделавшие уступку Генриху Ш, прибавили условие, что «он должен присягнуть перед одним из епископов, что не будет требовать никаких уплат, услуг, или займа, или чего-нибудь подобного ни от городов и местечек, ни от лиц, принадлежащих к ним, ни под каким предлогом нужды, пока три сословия королевства предварительно не будут надлежащим образом созваны и собраны в кортесы, согласно древнему обычаю».

Подобным же образом дело шло в Англии, в течение времени, когда устанавливалась власть парламентов. В то время как с оплотнением нации королевская власть приближалась к абсолютности, тут же, в силу реакции, возникало то сопротивление, которое, будучи результатом хартии, имело следствием зарождение продолжительной борьбы между королем, силящимся сломить ее ограничения, и его подданными, силившимися поддержать и усилить их. Несмотря на двенадцать пунктов хартии, обещающей, что никаких податей или займов, исключая уже установленных, не будет налагаться без согласия национального совета, постоянно повторялись – и перед и после расширения парламента – усилия со стороны короля получить содержание без удовлетворения жалоб и усилия со стороны парламента утвердить содержание только под условием исполнения обещаний удовлетворить жалобам.

От исхода этой борьбы зависело установление народной власти, как нам показывает сравнение истории французского и испанского парламентов с историей английского парламента. Ссылки, сделанные выше, доказывают, что кортесы устанавливали первоначально и впоследствии поддерживали право исполнять или отвергать денежные требования короля и полагать ему условия; но им обыкновенно не удавалось достигнуть исполнения их условий.

При тех условиях борьбы, в которых стояла испанская свобода при Карле I, корона стала небрежна в ответах на петиции кортесов или употребляла общие места и выражения. Это дало повод ко многим резким замечаниям. Депутаты настаивали, в 1523 г., на получении ответа прежде чем утвердят денежные требования. Они повторили те же самые условия в 1525 г. и получили общий закон, внесенный в