Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

стенах храмов. Наряду с этим родом деятельности мы находим, как и в прежнем примере, правителя, потомка богов, ограниченного в своей власти лишь обычаями, завещанными его божественными предками; этот правитель соединял в себе одновременно и политического главу, и верховного жреца, и главного военачальника, и высшего судью. Под властью его состояла централизованная организация, гражданская часть которой состояла из точно таких же классов и подклассов, как и военная ее часть. Из четырех больших общественных делений: жрецов, воинов, горожан или купцов и простого народа, в который входили рабы, – первое заключало в себе более двадцати различных классов; второе – около полудюжины, помимо тех, которые устанавливались военными степенями, третье – около дюжины, а четвертое – еще большее число. Хотя в правящих классах касты не были разграничены с такой точностью, чтобы не оставалось для нисходящего поколения возможности переменить род деятельности, однако Геродот и Диодор утверждают, что промышленные занятия переходили от отца к сыну; всякая частная промышленность и производство имели своих собственных специальных мастеров и никто не переменял одного рода промышленности на другой. До какой утонченности доходил воинский характер управления работами, можно судить из подробных известий о целом штабе из должностных лиц и работников, назначавшихся на какую-нибудь из обширных каменоломен; число, род чиновников соответствовали здесь числу и роду их в армии. Для поддержания этой высокой, развитой регулятивной организации, гражданской, военной и церковной, исключительно владевшей землей, работали низшие классы. Надсмотрщики стояли над несчастным (wretched) народом и побуждали его к тяжелому труду угрозами, а еще более палочными ударами. Явный и тайный надзор, допускавший и посещение жилищ, стремился в последней степени к тому, чтобы ни одна семья не ускользнула от его взгляда. «Каждый человек под страхом смерти был обязан давать отчет чиновнику о том, чем он живет».

Возьмем теперь другое древнее общество, представляющее во многих отношениях контраст с предыдущим, но в то же время имеющее вследствие присущей ему воинственности множество и таких характеристических черт устройства, которые по своему основному характеру родственны с рассмотренными выше. Я разумею Спарту. Что войны не развили у них единоличной деспотической власти, спартанцы обязаны отчасти тем причинам, которые, как показано ранее, благоприятствуют развитию сложных политических глав; а еще более случаю раздвоения их королевской власти; присутствие двух правителей божественного происхождения помешало концентрации власти. Но хотя вследствие этой причины здесь установилось недостаточно централизованное правительство, однако отношения этого правительства к членам общества были в главных своих чертах те же, как и вообще в воинственных государствах, несмотря на крепостное состояние, а в городах – и рабство илотов, несмотря на политическую зависимость периэков, все они вместе с настоящими спартанцами подлежали обязанностям воинской службы, причем рабочая функция первых и промышленная функция вторых, насколько они существовали вообще, были подчинены военной функции, которая исключительно принадлежала третьим. Указанное здесь гражданское разделение повторяется и в военных подразделениях. «В битве при Платее[137] каждого спартанского гоплита (тяжело вооруженного пешего воина) сопровождали семь илотов, а каждого гоплита из периэков – один илот». Чтобы показать всю силу ограничений, налагаемых военным типом, как в этом частном случае, так и всюду, достаточно напомнить, что вследствие распространения в обществе той обыденной воинской дисциплины, которая предписывала даже общий стол и взносы съестными припасами, личная жизнь спартанцев была подчинена общественным требованиям начиная с семи лет. Ограничения доходили до того, что был установлен возраст вступления в брак; домашняя жизнь стеснялась; промышленность и всякие другие занятия, соединенные с денежной наживой, воспрещались; к этому можно прибавить запрещение отъезда в чужие края без дозволения и надзор, тяготевший над гражданами день и ночь. В Спарте вполне проявилась греческая теория общества: «Человек не принадлежит ни себе, ни своему семейству, – он принадлежит государству (city)». Таким образом, хотя в этом исключительном случае хронической воинственности встретилось препятствие развитию верховного властителя, владеющего и личностью и имуществом каждого гражданина, однако здесь развилось тождественное в главных чертах отношение между общиной как целым и составляющими ее единицами. Община, властвующая при посредстве сложного главенства, заменяющего единичного главу, вполне поработила личность. В то время как жизнь и труд илотов шли исключительно на содержание лиц, образующих военную организацию, в это время жизнь и труд этих последних шли исключительно на службу государству – и те и другие были рабами, хотя и различного рода.

Мы взяли нарочно государства не только разных исторических эпох, но и совершенно различных народностей по крови, как древние греки, египтяне, негры, дагомеи, чтобы показать, что не племенные или расовые особенности были причиной развития у них некоторых общих форм устройства, а именно воинственные условия их жизни и их воинственный тип. Одним словом, существующее здесь сходство общественных структур не может быть приписано унаследованию этими общественными единицами одного общего характера. Огромные контрасты в количестве народонаселения этих государств, изменяющегося начиная от миллионов и кончая тысячами, не допускают предположения о том, чтобы эти общие черты структуры стояли в зависимости от объема. Не может быть также предположено, что сходство условий, состоящих в климате, виде страны, почве, флоре, фауне, или сходство в обычаях, происходящее от этих условий, могло иметь какое-либо участие в образовании сходства организаций этих обществ, так как местности, занимаемые ими, представляют бесчисленные несходства. Таким образом, те черты, которые являются общими каждому из всех их и которые не могут быть приписаны никаким другим причинам, должны быть отнесены к обычной воинственности, характеризующей всех их. Индукция имеет результатом дальнейшее подтверждение этой зависимости; и этот результат совершенно соответствует тем результатам, которые сейчас были даны путем дедукции.

§ 559. Если еще остается какое-либо сомнение, то оно должно исчезнуть при наблюдении того, как постоянная воинственность сопровождается развитием военной организации. Трех примеров будет достаточно.

Во время римских побед проявлявшееся не раз стремление генералов-победителей сделаться деспотами наконец осуществилось, и титул императора, имевший первоначально военное значение, сделался титулом гражданского правителя; это ясно показывает нам, что, как вначале, так и на высших ступенях развития, политическое главенство зарождается из военного; затем, как обыкновенно случается, политическим правителям постепенно стали приписывать божественные качества, что проявилось в принятии императором священного имени – Август, а также и в действительном развитии обоготворения его народом; одновременно с этим тут с большой ясностью выступают те дальнейшие черты, которые характеризуют воинственный тип в его развитой форме.

Если не де-юре, то де-факто в императоре поглощались другие роды власти. По словам Дюрюи, он имел

«право предложения, т. е. издания законов; право принятия и решения апелляций, т. е. высшую юрисдикцию; право останавливать трибунским вето всякую меру, всякий приговор,