Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

терпится воздать коллегам по заслугам – мои благодарности Бену Андерсону, Майклу Адасу, Клайву Кесслеру, Сэму Попкину (да-да, и ему тоже[21]), Мансору Хаджи Отману, Лиму Теку Ги, Дэвиду Гиббонсу, Георгу Элверту, Эдварду Фридмену, Фрэнсис Фокс Пайвен, Джену Гроссу, Джонатану Райдеру, Диане Вонг, Бену Керквлиту, Биллу Келли, Вивьен Шью, Джеральду Джейнсу и Бобу Хармсу. Не буду упоминать имена тех, кто согласился прочитать рукопись книги или даже выпрашивал её, но затем – возможно, увидев объём текста, – передумал. Они и сами об этом знают, а от себя добавлю: пусть им станет стыдно.

Начиная с 1978 года мне лично и моему интеллектуальному начинанию помогали держаться в строю довольно много организаций. В особенности я хотел бы поблагодарить Мемориальный фонд Джона Саймона Гуггенхайма, Национальный научный фонд (грант № SOC 78-02756) и Йельский университет за поддержку во время моей экспедиции в Малайзию. В дальнейшем завершить работу над окончательным вариантом книги и внести большинство правок удалось благодаря докторантской стипендии Exxon, предоставленной по программе «Наука, технология и общество» Массачусетского технологического института (МТИ). Моей плодотворной интеллектуальной работе в МТИ способствовали Карл Кейсен, который с терпением отнёсся к моей увлечённости рукописью, а также Мартин Крейгер, Кеннет Кеннистон, Чарльз Уэйнер, Питер Бак, Лорен Грэхем, Карла Кирмани, Лео Маркс и Эмма Ротшилд. Более чётко сформулировать мою позицию помог симпозиум «История и сознание крестьян в Юго-Восточной Азии», организованный Национальным музеем этнологии в Осаке (Япония) под руководством Сигэхару Танабэ и Эндрю Тертона. Анализ сопротивления, представленный в главе 7, появился благодаря ещё одному, более полемичному семинару, организованному при содействии Совета по исследованиям в области социальных наук и проходившему в Институте социальных исследований в Гааге. Сомневаюсь, что хоть кто-то из участников этих двух мероприятий будет готов полностью согласиться с выдвигаемыми мною тезисами, но мне хотелось бы, чтобы они по меньшей мере знали, насколько ценными для этой книги оказались их тексты и критические замечания.

Также выражаю благодарность следующим изданиям, в которых были опубликованы небольшие фрагменты первых набросков к этой книге: International Political Science Review (октябрь 1973 года), History and Peasant Consciousness in Southeast Asia (под редакцией Эндрю Тертона и Сигэхару Танабэ), Senri Ethnological Studies, No. 13 (Osaka: National Museum of Ethnology, 1984), Political Anthropology (1982) и Kajian Malaysia 1:1 (июнь 1983 года) (на малайском языке).

После того, как рукопись книги ушла в печать, немало наборщиков, корректоров и редакторов вздохнули с облегчением. Среди них с особым восхищением хотел бы поблагодарить за прекрасную работу Беверли Апотекер, Кей Мэнсфилд и Рут Мюссиг.

Отношения между этой книгой и моей семейной жизнью оказались достаточно сложными, поэтому я хотел бы исключить любые банальности, которые обычно звучат в связи с этой стороной работы исследователя. Достаточно будет сказать, что мне никогда и близко не приходилось – хотя я мог приложить к этому все усилия – убеждать Луизу и наших детей[22] в том, что их задача – помогать мне писать книги.

Глава 1

Малокалиберный огонь в классовой войне

Всё это, безусловно, не означает, что «мораль» является некой «автономной областью» человеческого выбора и воли, возникающей независимо от исторического процесса. Такое представление о морали никогда не было достаточно материалистическим, поэтому оно зачастую сводило эту грозную инерцию – а порой и грозную революционную силу – к желанной идеалистической фикции. Напротив, необходимо сказать, что любое противоречие является конфликтом ценностей, а заодно и конфликтом интересов, что внутри любой «потребности» присутствует аффект, или «желание», которое находится на пути к превращению в «долженствование» (и наоборот), что любая классовая борьба одновременно является борьбой за ценности.

Э. П. Томпсон, «Нищета теории»

Разак

В то утро на узкой грунтовой дорожке, которая служит главной улицей этой небольшой деревни рисоводов, было оживлённее, чем обычно. Женщины несколькими группами направлялись на пересадку риса для ирригационного сезона, а мужчины везли на велосипедах детей на утренние занятия в школу в соседнем городке Кепала-Батасе. Мои дети, как обычно, столпились у окон, наблюдая, как всякий прохожий провожает нас взглядом с того момента, как наш дом появится в поле его зрения, и до того, как он исчезнет из виду. За несколько недель эта сцена превратилась в каждодневный ритуал. Жители деревни Седака удовлетворяли своё любопытство, связанное с появлением в их окружении странной семьи. Любопытство моих детей, напротив, было не столь доброжелательным. Они уже стали слегка возмущаться своим положением золотой рыбки в аквариуме, и были убеждены, что рано или поздно какой-нибудь пешеход или велосипедист потеряет осторожность, вытягивая шею в нашу сторону, и свалится прямо в придорожную канаву. Эта комическая возможность овладела их воображением, и они хотели застать тот момент, когда это неизбежно произойдёт.

Но сегодня что-то пошло невпопад. Перед соседним домом образовалась небольшая кучка людей, не нарушавшая тишины, и некоторые прохожие останавливались, чтобы с ними поговорить. Там были Хамзах и его старший брат Разак, а также жена Разака Азиза и деревенская повитуха Ток Сах Бидан[23]. Тональность разговора была слишком сдержанной и серьёзной, чтобы походить на повседневную болтовню, а Азиза, как и другие женщины из бедных семей, в этой время обычно уже уходила заниматься пересадкой риса вместе со своей бригадой. Не успел я выйти на улицу, как вошёл зажиточный землевладелец Хаджи Кадир (мы жили в доме его семьи) и рассказал мне о случившемся: «Умерла маленькая дочь Разака – та, что родилась два сезона назад… Такова уж её судьба, ей не повезло (Хабуан диа, насиб так баик)»[24].

Подробности случившегося были просты. Два дня назад ребёнка свалила лихорадка. В конце сухого сезона лихорадки в Кедахе дело привычное, но здесь, похоже, было нечто большее, чем просто лихорадка – возможно, это корь, предположил кто-то из собравшихся. Накануне девочку свозили к Лебаю Сабрани – чрезвычайно почитаемому религиозному учителю и традиционному целителю из соседней деревни Сунгай-Тонкан. Тот прочитал над ней стихи из Корана и посоветовал поставить припарку на лоб. Позже Разак сообщил мне, что я тоже был причастен к происходившему: если бы я не отправился в другую деревню, он попросил бы меня отвезти ребёнка в поликлинику или в больницу в столице штата, городе Алор-Сетаре. Однако он обратился с этой просьбой к Шамсулу, единственному владельцу автомобиля в деревне, и услышал в ответ, что бензин обойдётся в 15 ринггитов (малайзийских долларов)[25]. У Разака вообще не было денег, либо, насколько я могу судить, достаточного доверия к больницам, чтобы