Странствия клетчатых - Елена Владимировна Крыжановская

Она предрекла, что маркграф не получит наследство. Потому что не вернется с войны.

Он настаивал, чтобы сказала, почему не вернётся? Его убьют? Как именно? Кто? Захватят в плен? Продадут в рабство? Подробности!

Но Веда этого не видела. Или не хотела говорить.

Тогда он взял её за горло, тряс, обзывал лгуньей, ведьмой и прочее. Естественно, она сказала, что всё сбудется.

«Мои предсказания всегда правдивы! И кто не верит в них, умрёт!»

«Ах так? Но если твоё предсказание — ложь, я не умру?»

«Естественно», — процедила Веда. Думаю, ей и тогда не нравилось, когда её душат.

«Тогда я вернусь и рассчитаюсь с тобой, ведьма!»

«Навряд ли. Не вернешься!»

«Тогда решим всё, не откладывая, на месте. Если суждено, я умру. Но если ты врёшь — не умру. А ты? Останешься жить, как жила, в любом случае? Как-то несправедливо…»

На другой руке у него был перстень с ядом. Похоже, он мало что соображал от ярости, но решил, что Веда должна выпить яд.

«Если твоё предсказание правдиво, ты не умрешь, а я умру — или наоборот. Уравняем наши шансы».

Она потребовала отпустить её и согласилась выпить смертельную отраву. Маркраф вытряс весь перстень ей в кружку с водой, ждал, пока выпьет, и ушёл только, когда яд начал действовать. Хотел бы ждать и дольше или оставить охрану, чтобы ведьма никак не спаслась, но торопился.

Яд оказался не быстрым, с мучениями. Веда считает, она выжила потому, что отрава была разбавлена водой. Если бы этот гад засыпал сухой порошок ей в рот, она бы сразу умерла. А так она выпила много толченого угля с водой, вырвала отраву, которая ещё не въелась во внутренности и в кровь. Наутро её нашла помощница из селения, которая всегда носила ей еду. Веда была ещё жива. Потом долго болела. И зрение пропало. Лекари говорят, временно. Какой-то ожог нервов. Когда-нибудь всё восстановится. Но вот уже больше полугода…

Она тогда не осталась в пещере, не хотела жить среди тех, кто помнил её зрячей. Ушла, искала новое пристанище, тут мы и подвернулись. Веду мы встретили по дороге на Юг, сезон шел к концу, холодало. Папаша предложил подвезти её до города или селения. Разговорились и она осталась.

— И сразу предсказала что-то ценное? — угадал Новит.

— Наверное. Мы сначала не знали, что Веда провидица, а Папаша знал сразу. Потом всплыло, когда она начала нас предупреждать.

— А что маркграф? Она, конечно, не судилась с ним? И зря.

— Не зря. Он не вернулся. Судиться с тем, кого нет, довольно трудно. Хотя, ты прав, Веда этого и не хотела. Она выжила, это главное. А он — пропал.

— Хм, бывают же истории. Мы будем ехать всю ночь?

— Да, если повезёт. К ужину спустимся. Спать можно здесь, но по ночам ещё холодно. Лучше на «кухне». Там наше место на троих, с Красом.

— И он с нами?

— А ты думал, он остаётся на ночь с девочками? Ещё не хватало! Они там втроём с Ведой, Старик и Папаша — впереди.

— Да я не понимаю, где можно спать, на «кухне»? — смутился Новит.

— Я покажу. Все вещи нужно поднять на лавки и закрепить ремнями, чтобы не упали. Очаг сдвигается в сторону, он на железном листе. Когда платформа свободна, двоим места отлично хватает. А кто-то из нас обычно или сторожит полночи или правит лошадкой, так что до тебя места было ещё больше. Ну и крыша свободна, если тесно.

— Понял. Отлично устроились.

— А ты думал! Ты ещё не знаешь, для представлений фургон раскладывается, становится сценой. Опускается одна стена или две.

— Вот это здорово, — оценил Новит. — Значит, вас всегда видно над толпой?

— Не всегда. Можно выступать и на мостовой. На месте решаем, как лучше. Но да, для некоторых сцен высота колёс необходима. Завтра попробуем такую. Там для тебя есть роль.

— А что?..

— Отдыхай, Новит, пока есть время. До города ехать ещё сутки, не меньше. Всё завтра.

Глава 7

Ночь в фургоне прошла спокойно. Шагом, потихоньку, но двигались до рассвета. Тогда фургон встал на обочине. Распряженная крошка Матильда блаженно каталась в утренней росе, задрав копыта к небу, явно не жалуясь на тяжкий труд и холод.

Новенький проснулся позже всех, но по своим меркам — рано, едва рассвело. Кулисы на задней платформе на ночь задёрнули полностью, чтобы не впускать холод. Сейчас они были наполовину открыты. С полуночи Жердин ушел вперёд, править лошадкой. Крас так и не явился, наверное, спал на крыше. Ему-то холод ни по чем, сам кого хочешь заморозит одним взглядом! Когда Новит, зевая и кутаясь в дорожный плед, выглянул наружу, то сразу увидел его и Веричи.

В утренней дымке на полянке Крас играл мускулами, размахивая двухметровым обломком дубовой ветки, как соломинкой. Делал фехтовальную разминку. Веричи в своём тоненьком лазурном трико с золотой сеткой крутила колесо на траве, то гибко откидывалась, касаясь руками земли, то взлетела в руках у Краса, когда ему надоело вертеть дубиной.

Смея влезла на дерево и там растягивалась и разогревалась, прыгая с ветки на ветку, как белка. Папаша без своей обычной куртки и жилетки, придающих ему солидный торговый вид, поднимал на вытянутых в стороны руках полные вёдра с водой, не проливая ни капли. Потом стал бросать и ловить тяжелые мячи. Литые, сверкающие, как золотые, и сразу видно тяжеленные. Такие трюки часто показывали на ярмарках силачи с тремя пудовыми гирями, но золотые шары выглядели намного красивее. При этом Папаша успевал что-то командовать Смее. Она старалась, кувыркалась в воздухе, легко прыгала вниз и снова лезла на ветку.

От Новита до тренировочной поляны было больше двадцати шагов. На половине расстояния уже горел костёр, грелась вода в котелке. Но артистам и так не было холодно. Рядом с костром сидела Веда в своей яркой ленточной шали.

Ближе всех кувыркался в траве Жердин. Он бросал в воздух те самые палки с головками для факелов, успевал сделать какой-то трюк, и ловил. Бросал одну или две. При этом насвистывал бодрый мотивчик, чтобы двигаться в такт. На нём тоже было трико, только полное, не как у барышень, с длинными рукавами и штанами. Всё в разноцветную арлекинскую клетку: красные, зеленые, черные ромбы и белая косая сетка между ними. В таком виде длиннейшая фигура Жердина во время трюков выглядела невероятно. Особенно, если он вытягивал руки над головой, а потом прыгал, делая сальто в