Моя Индия. Наука джунглей. Храмовый тигр - Джим Корбетт

девочку лет восьми, безуспешно воевавшую с черным волом. Вол должен был идти в направлении Муктесара, но стремился в противоположную сторону. К моменту моего появления у них был полный разлад: ни один не желал уступить другому. Однако на поверку вол оказался старой смирной скотиной, и, когда девочка, держа обвязанную вокруг его шеи веревку, пошла вперед, а я погнал его сзади, он не причинил больше никаких хлопот. Пройдя немного, я спросил:

— Мы ведь не уводим чужого Калву, а?

Я слышал, как она называла животное этим именем.

— Не-ет, — ответила она негодующе, взглянув на меня большими карими глазами.

— Чей же он? — продолжал я.

— Отца, — сказала она.

— И куда мы его ведем?

— К моему дяде.

— А зачем твоему дяде нужен Калва?

— Поле пахать…

— Но Калва не может один пахать поле?

— Конечно нет, — ответила она.

Каким я был бестолковым! Но разве можно ожидать, чтобы саиб хоть что-нибудь смыслил в волах и пахоте.

— У твоего дяди только один вол? — упорствовал я.

— Да, — сказала она, — теперь у него один вол, но было два.

— Куда же делся второй? — спросил я, полагая, что его, наверно, продали за долги.

— Его вчера убил тигр, — ответила девочка.

Вот это новость! Пока я обдумывал ее слова, мы продолжали путь молча. Девочка то и дело оборачивалась и поглядывала на меня, наконец собралась с духом и спросила:

— Вы приехали застрелить тигра?

— Да, я приехал попытаться застрелить тигра.

— Почему же вы уходите от того места, где лежит вол?

— Потому что нам нужно отвести Калву к твоему дяде.

Ответ, по-видимому, удовлетворил девочку, и мы побрели дальше. Я получил очень важные сведения, но хотел знать больше и вскоре задал новый вопрос:

— Разве тебе неизвестно, что этот тигр — людоед?

— Конечно известно, — ответила она, — он съел отца Кунтхи, маму Бишона Сингха и много других людей.

— Тогда почему твой папа послал тебя с Калвой, а не пошел сам?

— У него малярия.

— А братьев у тебя нет?

— Нет. Был один брат, но он давно умер.

— А мама?

— Мама есть. Она готовит обед.

— А сестра?

— У меня нет сестры.

Так на долю этой маленькой девочки выпала опаснейшая задача отвести вола к дяде по дороге, по которой даже взрослые осмеливались ходить лишь большими группами и где, кроме нее, за все четыре часа пути я не встретил ни одной живой души.

Мы дошли до тропинки, и девочка свернула на нее, вол последовал за девочкой, а я за ним. Вскоре показалось поле, на дальнем краю которого стоял небольшой дом. Когда мы приблизились к дому, девочка крикнула, что привела Калву.

— Хорошо, Путли[73], — ответил из дома мужской голос, — привяжи его к столбу и иди домой: я ем.

Мы привязали Калву к столбу и вернулись на дорогу. Лишившись связующего звена — Калвы, Путли застеснялась и ни за что не хотела идти со мной рядом. Мне пришлось идти впереди, приноравливаясь к ее шагу. Некоторое время мы молчали, затем я сказал:

— Я хочу застрелить тигра, который убил вола твоего дяди, но не знаю, где этот вол находится. Ты мне покажешь?

— О да, конечно, — проговорила она с готовностью.

— Ты видела убитого вола?

— Нет, но я слышала, как дядя рассказывал, где он лежит.

— Это близко от дороги?

— Не знаю.

— Вол был один, когда на него напал тигр?

— Нет, он был с деревенским стадом.

— Тигр убил его утром или вечером?

— Утром, когда стадо шло пастись.

Разговаривая с девочкой, я зорко поглядывал по сторонам: дорога была узкая, слева ее окаймлял густой лес, а справа — не менее густой кустарник. Мы прошли около мили, когда увидели протоптанную скотом тропу, она вела в джунгли. Девочка остановилась и сказала, что вол, по словам дяди, был убит именно на этой тропе. Теперь я знал все необходимое, чтобы найти убитое животное, и, благополучно проводив девочку до дому, вернулся на тропу. Тропа пересекала долину; пройдя по ней около четверти мили, я обнаружил место, откуда стадо обратилось в бегство. Сойдя с тропы, я направился параллельно ей через джунгли и очень скоро набрел на след волока, который вел в долину. Через несколько сот ярдов я нашел вола. Он лежал футах в сорока от начала глубокого оврага. Тигрица съела лишь небольшую часть задней ноги. Между ним и оврагом росло чахлое дерево, увитое дикой розой. Это было единственное подходящее для засады дерево. Ночь предстояла безлунная, и если тигрица явится после наступления темноты (в чем я не сомневался), чем ближе я окажусь к добыче, тем больше у меня будет шансов убить зверя.

Было два часа пополудни — самое время зайти к Бадри и попросить у него чашку чая, в котором я очень нуждался после продолжительной ходьбы, ведь я покинул Рамгарх в четыре часа утра. Дорога к саду Бадри начиналась неподалеку от места слияния тропы, проложенной скотом, с дхарийской дорогой и на протяжении мили шла по склону крутого холма сквозь густой кустарник. Я нашел Бадри поблизости от принадлежавшего ему дома для приезжих; он занимался поврежденной яблоней. Узнав о цели моего посещения, он пригласил меня в дом, стоявший на небольшом холме над садом. Мы устроились на веранде, и, пока слуга готовил для меня чай и еду, я рассказал Бадри о цели своего приезда в Муктесар и об убитом воле, которого девочка помогла мне разыскать. Когда я спросил Бадри, почему об этой жертве не известили охотников в Муктесаре, он ответил, что, поскольку их попытки застрелить тигра всякий раз кончались неудачей, крестьяне перестали им верить, а заодно и сообщать о новых жертвах. Неудачи охотников Бадри объяснял слишком тщательными приготовлениями к засаде: возле убитого животного вырубали кусты и низкие деревья, затем сооружали большой махан и на нем размещалось по нескольку человек сразу. Неудивительно, что тигр никогда не возвращался к своей добыче.

Бадри утверждал, что в районе Муктесара обитал только один тигр и что он прихрамывает на переднюю правую лапу, но не знал причин хромоты, а также самец это или самка.

На веранде подле нас лежал эрдельтерьер. Вдруг он, глядя в сад, зарычал. Посмотрев туда же, мы увидели большого лангура, который сидел на земле и, пригнув ветку яблони, поедал незрелые плоды. Бадри схватил прислоненный к перилам веранды дробовик и, зарядив его четвертым номером дроби, выстрелил. Расстояние до зверя было слишком велико, и дробь, даже попав в лангура, не могла причинить ему вреда, но выстрел заставил его броситься вверх