Кофе. Подлинная история - Марк Пендерграст

лидером коренных жителей страны – индейцев майя12, которых жестоко угнетало «либеральное» правительство Мариано Галвеса. В Центральной Америке консерваторы обычно поддерживали католическую церковь и потомков старинных испанских родов, а к индейцам относились покровительственно и снисходительно. Либералы, напротив, делали ставку на появившийся средний класс, оспаривали авторитет церкви и пытались «цивилизовать» индейцев.

При Галвесе у индейцев отняли много земель, издавна находившихся в общинном владении. Лишенные земли индейцы оказывались в положении издольщиков или кабальных работников. Индейских детей регулярно забирали у родителей и передавали «покровителям», которые нередко использовали их как прислугу. В результате индейцам оставалось только уходить выше, на горные плато (altiplano), где земля не представляла такой ценности.

Каррера, причислявший себя к консерваторам, фактически правил страной с 1839 по 1865 год. Хотя он вел себя как диктатор и не упускал возможности обогатиться, его популярность у коренного населения была исключительно высока. Каррера уважительно относился к народным обычаям, старался защищать индейцев и даже назначать их на государственные должности.

В 1840-х годах экономика Гватемалы держалась на экспорте кошенили – органического красителя, который вырабатывают небольшие насекомые, питающиеся кактусами. Из высушенных насекомых получают краситель великолепного красного цвета, высоко ценимый в Европе. Каррера считал необходимым диверсифицировать сельскохозяйственное производство и освободиться от кошенильной монокультуры. По его мнению, Гватемале разумнее обеспечивать себя основными продуктами, чем безоглядно полагаться на заграничные рынки. В 1856 году в Европе изобрели искусственные анилиновые красители. Стало ясно, что спрос на кошениль вскоре упадет. И тогда Каррера решил выращивать больше кофе. Кофейные бобы впервые вошли в число экспортных товаров страны тремя годами ранее. Вместе с тем президент поощрял производство хлопка и сахара13.

Ко времени смерти Карреры и в годы правления Винсенте Серны (1865–1871) кофе приносил все больше прибыли. Склоны гватемальских вулканов, особенно на тихоокеанском побережье, оказались идеальным местом для его выращивания. Помеха была только одна: многие площадки на крутых склонах – они особенно подходили для кофе, но прежде считались никчемными, – давно заняли индейцы. Производителям кофе, латинос14, требовалось правительство, которое разрешило бы им отнять пригодные участки у индейцев и помогло с дешевой рабочей силой.

В 1871 году либералы свергли Серну, а через два года к власти пришел генерал Хусто Руфино Барриос, преуспевающий кофейный плантатор из западной Гватемалы. Он провел ряд «либеральных реформ», призванных облегчить выращивание и повысить экспорт кофе. Объем экспорта неуклонно рос: со 149 тысяч центнеров в 1873 году до 691 тысячи в 1895 году и миллиона с лишним в 1909 году. Как ни печально, «реформы» вновь прошли за счет индейцев и их земли.

В это время в Центральной Америке и Мексике у власти находились либералы, выдвигавшие одну и ту же программу: содействовать «прогрессу» в подражании Соединенным Штатам и Европе, не считаясь с интересами коренного населения. В романе «Nostromo» («Ностромо») (1904), посвященном Латинской Америке, Джозеф Конрад15 восклицал: «Либералы! Слова, такие знакомые всем, имеют совершенно превратное значение в этих странах. Свобода, демократия, патриотизм, государство – все это пропитано здесь недомыслием и насилием».

Гватемала – каторга?

Индейцы майя не знали частной собственности на землю и вели хозяйство общинным способом. Но в любом случае оставаться без земли они не хотели. С помощью новых законов и открытого насилия правительство Барриоса начало отнимать у индейцев лучшие горные участки. Правда, нередко в виде компенсации им предлагали другие, похуже.

Правительство либералов задумало интенсифицировать развитие сельского хозяйства и объявило все земли, не занятые кофе, сахарным тростником, какао или пастбищами, заброшенными (tierras baldias), а потом перевело их в собственность государства. В 1873 году около 200 тысяч акров в западных предгорных районах Гватемалы были поделены на участки по 550 акров и пущены на продажу по невысокой цене. Но даже такая цена автоматически исключала крестьян из числа возможных владельцев.

Подобно Бразилии, Гватемала пыталась привлечь иностранную рабочую силу, но по большей части неудачно16. Пришлось использовать индейцев, у которых не было особых стимулов работать на плантациях. И как бы либералы ни хотели применить «североамериканское решение», то есть ликвидировать все формы личной зависимости, они не могли себе этого позволить. Индейцы были им нужны фактически как рабы. Но индейцы, которые издавна обеспечивали себя необходимым пропитанием, соглашались работать на других лишь короткое время и за деньги.

Правительство либералов решило проблему за счет введения принудительных работ и повинностей. Индейцев обязали отработать на ферме или кофейной плантации (либо отслужить в армии или на строительстве дорог). Единственным способом уклониться было бегство.

И многие бежали. Одни пробирались через границу в Мексику, другие скрывались в непроходимых горах. Чтобы добиться своего, либералы создали большую регулярную армию и полицию. «Гватемалу наводнило столько охранников, – писал Джеффри Пейдж в книге «Coffee and Power» («Кофе и власть»), – что она напоминала колонию строгого режима и действительно была такой колонией, основанной на принудительном труде». Так кофейные деньги породили репрессивный режим, вынуждавший индейцев к сопротивлению. Несколько раз они поднимали восстания, которые подавлялись с большими жертвами. Но обычно индейцы стремились подорвать принудительную систему изнутри: работали крайне непродуктивно, брали задатки сразу у нескольких фермеров и сбегали.

Иногда индейцы обращались с прошениями к jefes políticos (губернаторам). Их жалобы трогают до слез даже по прошествии ста лет. Один рабочий заявил: «Дон Мануэль, брат моего нынешнего хозяина, бил меня безо всякого повода… бил мою жену и ребенка так, что они умерли». Восьмидесятилетний старик написал, что «все свои лучшие годы гнул спину на хозяина», а теперь, больной и немощный, брошен «медленно умирать без крыши над головой, как скотина, когда она стара и бесполезна».

Насильственно пригнанные с высокогорных плато на кофейные плантации, индейцы заражались инфлюэнцей и холерой, приносили бациллы в свои общины, и целые деревни вымирали от эпидемий.

Плантаторам было трудно найти надежную рабочую силу. При первой возможности индейцы сбегали. Хозяева крали рабочих друг у друга. Дефицит работников настолько обострился, что некоторые фермеры соглашались взять даже человека «совершенно никчемного или отсидевшего срок, лентяя и обманщика». Один фермер в отчаянии писал своему contratista (вербовщику), которому заплатил заранее: «Ты не выполнил свои обещания и обязательства… Кофе опадает с деревьев, мне нужны рабочие, а вместо них у меня только твоя телеграмма».

Иными словами, кофейная экономика в Гватемале, равно как в соседних Сальвадоре, Мексике и Никарагуа, тем или иным образом причиняла неприятности почти всем. Но печальнее всего, что она развивалась на подневольном труде и страданиях коренного населения. Тем самым были посеяны скорбные семена неизбежного в будущем неравенства и насилия.

Тевтонское завоевание

Внезапно в этой причудливой смеси интересов и народностей появились новые пришельцы – энергичные, уверенные в себе и готовые усердно трудиться, – в основном молодые немцы, решившие попытать счастья в экзотических краях.