Бастард де Молеон - Александр Дюма

Но Мотриль вовсе не хотел вступать в схватку.

Он, медленно повернувшись в сторону равнины, бросил последний взгляд на поле битвы и, обращаясь к Марии Падилье, сказал:

— Я считал, сеньора, что король, наш повелитель, указал вам место, где вы должны были его ждать. Или он передумал, и вы исполняете новый приказ?

— Что еще за приказ! — возразила гордая дочь Кастилии. — Не забывай, сарацин, что ты говоришь с дамой, которая обычно не получает, а отдает приказы.

Мотриль поклонился.

— Но, сеньора, хотя вы и обладаете даром осуществлять все ваши желания, не думайте, что вы можете диктовать свою волю донье Аиссе… Донья Аисса — моя дочь.

Аисса намеревалась ответить что-то резкое, но Мария ее перебила.

— Сеньор Мотриль, упаси меня Бог вносить смуту в вашу семью! — воскликнула она. — Тот, кто хочет, чтобы его уважали, должен уважать других. Я видела, что донья Аисса осталась одна, плачет, умирая от волнения, и взяла ее с собой.

Аисса больше не могла сдержать себя,

— Где Аженор? — закричала она. — Что вы сделали с моим рыцарем, доном Аженором де Молеоном?

— Вот в чем дело! — воскликнул Мотриль. — Не за него ли волновалась моя дочь?

И зловещая улыбка перекосила его физиономию. Мария ничего не ответила.

— И не к этому ли сеньору вы столь милостиво везли мою безутешную дочь? — спросил Мотриль, обращаясь к Марии. — Ответьте мне, сеньора.

— Да, я не сдамся и найду его. О отец, твои взгляды меня не пугают. Если Аисса хочет, она своего добьется. Я хочу найти дона Аженора де Молеона, веди же меня к нему.

— К неверному! — вскричал Мотриль, искаженное лицо которого мертвенно побледнело.

— Да, к неверному, потому что этот неверный… Мария не дала ей договорить.

— Вот и король едет к нам, — громко сказала она.

Мавр тут же сделал знак своим рабам, которые окружили Аиссу, разлучив ее с Марией Падильей.

— Вы его убили! — закричала девушка. — Ну что ж, я тоже умру!

Она выхватила из золотых ножен маленький, острый, как язык гадюки, кинжал, который ярко сверкнул на солнце.

Мотриль бросился к ней… Вся его злость покинула его, вся жестокость сменилась мучительным страхом.

— Нет! — закричал он. — Постой, он жив, жив!

— Кто мне это подтвердит? — возразила девушка, устремив на мавра пылающий взор.

— Сама спроси у короля. Неужели ты не поверишь королю?

— Хорошо! Спросите короля, и пусть он даст ответ. К ним подошел дон Педро.

Мария Падилья бросилась в его объятия.

— Сеньор, — вдруг спросил Мотриль, чей разум готов был помутиться, — правда, ли, что этот француз, этот Молеон погиб?

— Нет, гори он в аду, — мрачно ответил король. — Я даже не смог ударить этого предателя, этого дьявола; нет, он бежал, несчастный, его отослал во Францию Черный принц. Теперь он свободен, счастлив, весел, как воробей, ускользнувший от ястреба.

— Он спасся! Спасся! — повторяла Аисса. — Это правда? И испытующе смотрела на всех.

Но, воспользовавшись паузой, Мария Падилья, которая окончательно убедилась, что Молеон спасен, и поняла, как к этому следует относиться, подала девушке знак, что та может уезжать: возлюбленный ее жив и здоров.

Внезапно неистовое волнение юной мавританки улеглось, подобно тому, как с появлением солнца стихает гроза. Она позволила Мотрилю увести себя, шла за ним, опустив голову, и не замечала, что король дон Педро пожирает ее пылающим взглядом; Аисса была поглощена только одной мыслью, что Аженор жив, единственной надеждой, что она снова сможет увидеть его.

Мария Падилья перехватила взгляд короля и прекрасно поняла его смысл, но вместе с тем и прочла на лице юной мавританки глубокое отвращение, которое вызвали у нее жестокие слова дона Педро об Аженоре.

«Пустяки, — успокаивала она себя, — Аисса при дворе не останется, она уедет, я соединю ее с Молеоном. Это надо сделать! Мотриль изо всех сил будет мешать мне, но от этого зависит все: в борьбе погибнет один из нас — либо Мотриль, либо я».

И тут, когда она еще не успела продумать свой план, Мария услышала, как король шепнул на ухо мавру:

— Она поистине прекрасна! Никогда я не видел ее такой красивой, как сегодня.

Мотриль улыбнулся.

— Разумеется! — побледнев от ревности, воскликнула Мария. — Из-за нее и разгорелась вся война!

Въезд дона Педро в Бургос сопровождался такой пышностью, какая придает королевской власти окончательная победа.

У мятежников не осталось больше никаких надежд, они покорились, а их чрезмерно восторженный отказ от своих прежних убеждений стал столь же надоедливым, как и увещания принца Уэльского сменить на милость привычную жестокость дона Педро.

Дон Педро удовольствовался тем, что повесил дюжину горожан, дал солдатам обобрать сотню самых знаменитых мятежников и взял с одного из богатейших городов Испании солидные подати в собственную казну.

Потом король, уставший от жестоких битв и уверовавший, что фортуна благосклонна к нему, желая отогреть душу и сердце под радостным солнцем празднеств, объявил Бургос столицей королевства. Балы и турниры устраивались каждый день; щедро раздавались титулы и награды, все забыли о войне и почти не вспоминали о ненависти.

Хоть Мотриль был настороже, он, вместо того чтобы, как положено дальновидному министру, следить за событиями и не забывать о возможном возобновлении войны, убаюкивал короля сказками о полном спокойствии в королевстве.

Поэтому король дон Педро поспешил расстаться с недовольными англичанами; наемники с трудом и далеко не полностью взыскали огромные военные расходы с нескольких крепостей, что оставались под их властью.

Принц Уэльский составил и предъявил союзнику собственный счет. Сумма была чудовищной. Дон Педро, понимая, что опасно повышать налоги в период восстановления престола, попросил отсрочить оплату. Но английский принц хорошо знал своего союзника и ждать не пожелал. Вот почему в королевстве дона Педро, несмотря на видимое благополучие, в действительности вызревали семена такой огромной беды, что самый несчастный из государей, самый нищий из всех побежденных не позавидовал бы ему.