100 великих загадок российских городов - Виктор Николаевич Еремин

забрать девушек к себе, пристроить по своим каналам фрейлинами при дворе и выдать замуж. Пушкин был против, но после тяжкой болезни Натальи Николаевны до конца дней своих он чувствовал себя виноватым и пребывал под каблуком жены. 1834 г. стал переломным в жизни поэта и открыл ему путь к преждевременной гибели.

Накануне, в конце октября 1833 г. в Санкт-Петербург прибыли нидерландский посланник барон Геккерен и молодой аристократ, участник Вандейского восстания в пользу династии Бурбонов Жорж Шарль дʼАнтес. Познакомились они недавно, в Германии, по дороге в Россию. Геккерен был латентным гомосексуалистом и на всю жизнь влюбился в дʼАнтеса. Сразу отмечу, что, согласно утверждению З. Фрейда в книге «Леонардо да Винчи», латентная любовь отрицает физическую близость партнёров и выражается в заботе влюблённого о возлюбленном. Как писал об отношениях Геккерена и дʼАнтеса знаменитый пушкиновед П.Е. Щеголев: «…барон Геккерен души не чаял в молодом офицере, заботясь о нём с исключительной нежностью и предусмотрительностью». Дело дошло до того, что барон решил усыновить Жоржа-Шарля с тем, чтобы со временем передать ему свои имя, титул и состояние. Родной отец дʼАнтеса с готовностью отказался от родительских прав, и 5 мая 1836 г. в Нидерландах был подписан королевский акт об усыновлении. ДʼАнтес стал бароном Георгом Карлом Геккереном (в отличие от нетитулованного Пушкина).

В кратчайшие сроки дʼАнтес оказался любимцем почти всего петербургского света и армейского корпуса. (Не изменилось такое отношение к нему и после гибели Пушкина – поэта признавали единственным виновником собственной смерти.) Сама императрица Александра Фёдоровна несколько раз заигрывала с Шарлем на маскарадах. О поведении дʼАнтеса в свете было чётко сказано: «Волокитство его не нарушало никаких великосветских петербургских приличий» (П.П. Вяземский). Пушкину дʼАнтес весьма нравился, напоминал ему его же в молодости.

В декабре 1834 г. счастливая Н.К. Загряжская (теперь она хлопотала сразу о трёх племянницах) пристроила Екатерину фрейлиной императрицы. Наряжаться и ездить на балы стали две сестры, третья, Александра, занималась детьми. В 1835 г. дамам представили дʼАнтеса, и почти сразу образовался любовный треугольник: Екатерина влюбилась в дʼАнтеса, дʼАнтес влюбился в Наталью Николаевну, а та любила только себя в качестве заботившейся о старшей сестре матроны.

Тем временем «…Николай I всё более покровительствовал Пушкину, и с точки зрения придворной верхушки, усиливалась “опасность, что царь… может прислушаться к голосу поэта”» (В.В. Кожинов). Одновременно складывалась весьма сложная ситуация при дворе. Любимая жена Николая I императрица Александра Фёдоровна была большой любительницей балов и танцев. По этой причине в течение 1831–1832 гг. у неё случились два выкидыша подряд, после чего врачи запретили женщине интимные отношения. Императрица вынужденно смирилась с любовными связями мужа[18]. В течение жизни у Николая I было несколько фавориток. Царь никого не принуждал к сожительству с ним, всё случалось с обоюдного согласия и при молчаливом попустительстве мужей. Более того, милости царские к таким семействам были значительные.

Слава красавицы Пушкиной пришлась как раз на начало любовных похождений Николая I. И по столице поползли грязные слухи. Дом Баташёва на Дворцовой набережной (ныне Набережная Кутузова, д. 32), где жили тогда Пушкины, был в квартале от Зимнего, и царь часто проезжал мимо него, всякий раз делая знаки приветствия его обитателям. Поэта такие отношения жены с царём раздражали, но он полностью доверял Наталье Николаевне. Зато при дворе смотрели на эти отношения иначе. Сохранились свидетельства, что на балах 1836 г. молоденькие офицерики тайком показывали за спиной Пушкина рога… Но кивали они не на Николая I (не смели), а на танцевавших Натали и дʼАнтеса.

Предчувствуя беду, уже с осени 1834 г. Александр Сергеевич заговорил о желательности переезда в деревню. «Madame об этом и слышать не желает!» – записала тогда родная сестра поэта О.С. Павлищева, лишний раз показавшая, кто в действительности заправлял делами в семье поэта.

Когда на рубеже 1836 г. стало известно о смертельной болезни его матери, у Александра Сергеевича случился нервный срыв. Он часто повторял: «Я более не популярен!» (Л.Н. Павлищев). В течение февраля – марта 1836 г. Пушкин сделал три (!) вызова на дуэль подряд. К счастью, все дуэли сорвались.

Мать поэта умерла 29 марта 1836 г. Александр Сергеевич похоронил её на погосте Святогорского монастыря (рядом с захоронением её родителей) и выкупил место для себя рядом с могилой матери.

Утром 4 ноября 1836 г. Пушкин получил сразу три экземпляра анонимного письма на французском языке. Тогда же такие письма получили ещё 7 друзей поэта. Это был т. н. «Патент рогоносца». Рассылая подобные писульки, так развлекались молодые светские шалопаи. Пушкин был не первым и не последним адресатом подобных писаний. В столице над такими шутками смеялись и быстро о них забывали. Вот как об этом написал А.В. Трубецкой: «…в то время несколько шалунов из молодёжи, – между прочим Урусов, Опочинин, Строганов, мой consin, – стали рассылать анонимные письма по мужьям-рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин. В другое время он не обратил бы внимания на подобную шутку и, во всяком случае, отнёсся бы к ней, как к шутке, быть может, заклеймил бы её эпиграммой». Но дело приняло иной оборот.

Почему Александр Сергеевич решил, что к анонимке причастен барон Геккерен, мы не знаем. Точно знаем, что барон тут вообще ни при чём, поскольку в «патенте» содержится косвенное оскорбление Николая I, чего никогда не позволил бы себе посланник короля с двадцатилетним стажем дипломатической работы. Подобную непродуманную глупость могли допустить только неопытные мальчишки… Если быть честными, то Пушкин о Геккерене помянул походя. Скандал разразился по иному поводу.

4 ноября 1836 г. поэт вызвал на дуэль дʼАнтеса. В дело вмешались Геккерен, Жуковский и Загряжская. Переговоры длились несколько дней. Пушкин с истерическими рыданиями отказался от вызова. Но тут взбеленился дʼАнтес и потребовал объяснений. 16 ноября Пушкин повторил вызов, заявив: «Чем кровавее, тем лучше…» В тот же вечер на рауте в австрийском посольстве поэт закатил скандал свояченице Екатерине, запретив ей общаться с дʼАнтесом. К этому времени Александр Сергеевич уже знал, что Екатерина находится на четвёртом месяце беременности от дʼАнтеса. Об этом уже знали все домашние, Николай I, барон Геккерен, тётка Загряжская, Жуковский. Сам же опекун Екатерины Пушкин все эти месяцы оставался в неведении – сёстры скрывали от него назревавший скандал. Ситуацию усугублял тот факт, что, смирившись с уговорами женщин, поэт сам разрешил дʼАнтесу с января 1836 г. без церемоний посещать их дом как друг семьи.

Единственный, кто открыто протестовал против отношений сына с Пушкиными был многоопытный дипломат Геккерен! За то и поплатился. Наталья Николаевна оклеветала его и дʼАнтеса перед мужем и далее только накручивала его