100 великих загадок российских городов - Виктор Николаевич Еремин

против своих врагов[19]. Она сообщила супругу, что барон Геккерен уговаривал её бросить Пушкина! «Единственное раздражение Пушкина следует видеть не в волокитстве молодого Геккерена, а в уговаривании стариком бросить мужа. Этот шаг старика и был тем убийственным оскорблением для самолюбия Пушкина, которое должно быть смыто кровью» (П.А. Вяземский).

Чтобы замять скандал с дуэлями, 17 ноября 1836 г. на балу у Салтыковых было официально объявлено о помолвке дʼАнтеса и фрейлины Екатерины Гончаровой. Ходили слухи, что заключить брак принудил француза Николай I. По этому поводу Пушкин сказал В.А. Соллогубу: «С сыном уже покончено. Вы мне теперь старичка подавайте».

Свадьба состоялась 10 января 1837 г. Пушкин и дʼАнтес стали свояками – близкими родственниками, о чём обычно предпочитают не упоминать. Роковая дуэль состоялась между ближайшими родственниками, а не между великим русским поэтом и французским заезжим офицером.

В ночь с 23 на 24 января 1837 г. на балу у графа И.И. Воронцова-Дашкова произошла длительная беседа Пушкина с Николаем I (длилась более 5 часов). Предполагают, что Пушкин признался царю в ревности к нему и заявил о причастности барона Геккерена к оскорбительному «Патенту рогоносца».

25 января Пушкин направил Геккерену письмо с обвинениями в сводничестве и глупости, а «сифилитика» дʼАнтеса в трусости и низости. Оскорбления были тяжелейшие, но, будучи в России лицом нидерландского короля, посланник не имел права вызвать поэта на дуэль. За него сделал это приёмный сын. То есть на самом деле стрелялись Пушкин и барон Геккерен, дʼАнтес был лишь представителем отца и не его требовал к барьеру поэт. 26 января француз послал Пушкину вызов.

Условия дуэли сформулировал лично Александр Сергеевич – дʼАнтес был согласен на любые. Письменно их зафиксировали секунданты.

«1. Противники становятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 5 шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.

2. Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.

3. Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз: противники становятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила».

Оба противника были отличными стрелками. Следовательно, поэт намеревался убить дʼАнтеса или… Именно что «или»! Существует гипотеза, что в тот же день о готовившейся дуэли было доложено главноуправляющему Третьего отделения графу Б.Х. Бенкендорфу, которому Николай I лично поручил присматривать за Пушкиным и который был ответственен за предотвращение дуэлей в столице. Но Бенкендорф недолюбливал Пушкина и преднамеренно отправил своих жандармов не к месту настоящей дуэли у Комендантской дачи на Чёрной речке, а в Екатерингоф. Так он намеревался проучить дуэлянтов, полагая, что стрелялись близкие родственники – мужья сестёр.

История самой дуэли хорошо известна. Не буду на ней останавливаться.

Отношение высшего общества к случившемуся замечательно высказано в письме друга семьи Пушкиных С.И. Карамзиной: «Суд над Дантесом окончен. Его разжаловали в солдаты и под стражей отправили до границы; затем в Тильзите ему вручат паспорт, и конец – для России он больше не существует. Он уехал на прошлой неделе, его жена вместе со своим свекром поедет к нему в Кенигсберг, а оттуда, как говорят, старый Геккерен намерен отправить их к родным Дантеса… если Дантес поступил дурно (а только один Бог знает, какая доля вины лежит на нем), то он уже достаточно наказан: на совести у него убийство, он связан с женой, которую не любит (хотя здесь он продолжал окружать ее вниманием и заботами), его положение в свете весьма скомпрометировано, и, наконец, его приёмный отец (который, кстати, легко может от него и отказаться), с позором, потеряв своё место в России, лишился здесь и большей части своих доходов…»

Саксонский посланник барон К.А. Лютцероде в донесении своему правительству от 30 января 1837 г. написал: «При наличности в высшем обществе малого представления о гении Пушкина и его деятельности не надо удивляться, что только немногие окружали его смертный одр, в то время как нидерландское посольство атаковывалось обществом, выражавшим свою радость по поводу столь счастливого спасения элегантного молодого человека».

Сам посланник Геккерен свидетельствовал 11 февраля 1837 г.: «Если что-нибудь может облегчить мое горе, то только те знаки внимания и сочувствия, которые я получаю от всего петербургского общества. В самый день катастрофы граф и графиня Нессельроде, так же, как и граф и графиня Строгановы, оставили мой дом в час пополуночи».

Александр Карамзин написал своей матери о встрече с Дантесом в злопамятном 1837 г.: «…он с жаром оправдывается в моих обвинениях…показал копию страшного пушкинского письма и клялся в совершенной невинности. Более всего отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне. Он прибавил, что оправдание может прийти только от госпожи Пушкиной, когда она успокоится, она, может быть, скажет, что я все сделал, чтобы их спасти, и если мне не удалось, то вина была не моя…»

Дальнейшая жизнь Дантеса сложилась наилучшим образом, отчего он не раз благодарил судьбу – за то, что был вынужден покинуть Россию. Во Франции теперь уже барон быстро стал уважаемым человеком[20]. После революции 1848 г. его избрали депутатом Учредительного собрания по округу Верхний Рейн-Кольмар. Вскоре Дантес стал доверенным лицом принца-президента Луи-Наполеона и поддерживал его при подготовке государственного переворота, в результате которого принц стал императором Наполеоном III. В те дни, являясь представителем еще Французской республики, Дантес был принят императором Николаем I и имел с ним продолжительную беседу. С этого же времени он стал осведомителем русского посольства, другими словами, разведчиком. Одно из последних его донесений приходится на 1881 г.

В благодарность за оказанные услуги Наполеон III назначил Дантеса пожизненным сенатором (самым молодым в те времена) с большим содержанием – до 60 тыс. франков в год. Карл Маркс отнес Геккерена-Дантеса к «известнейшим выкормышам Империи». Умер сенатор глубоким стариком в ноябре 1895 г. на посту мэра города Сульца. Русским, надоевшим ему своими осуждениями, он всю жизнь представлялся: «Барон Геккерен-Дантес, который убил вашего поэта Пушкина».

Жена его баронесса Геккерен, урожденная Екатерина Гончарова, лишь один раз всплакнула о погибшем свояке и то только после увещеваний тетки Е.А. Загряжской. До последних дней своих она считала поэта виновным и перед нею, и перед её мужем, и перед всей её семьёй. С сестрами Екатерина виделась последний раз за день до её безвозвратного отъезда за