Волхв - Сергей Геннадьевич Мильшин

Смагин решился. Наклонившись, схватил две крайние книги, одну ту самую, со сказанием о походе Александра, название другой углядеть не успел. И, не распрямляясь, развернулся. Горожане молча раздвинулись, пропуская пригнувшуюся фигуру, и ряды вновь сомкнулись. Похоже, там, у кучи книг, ничего не заметили или сделали вид.

«Больше мне тут делать нечего», – потолкавшись, Смагин выбрался на свободное место. Раздумывая, куда податься, заметил, как ещё несколько человек отделились от толпы вслед за ним. Оглянувшись, в одном из поспешивших покинуть площадь узнал коновала:

– Что не остался смотреть?

Куча Мамин несколько потеряно кивнул товарищу:

– А что я тут не видел? Как они знания предков жгут… Я в этом участвовать не собираюсь, – он заметил оттопыривающуюся рубаху Смагина. По-новому взглянул на приятеля, пальцем с кривым ногтём почесал перегородку носа и… ничего не сказал.

Уже прошагав с десяток сажень в другую сторону по улице, Клёнка окликнул удаляющуюся фигуру коновала:

– Куча, сапоги готовы, можешь забрать.

– Заберу, – тот раздосадовано махнул рукой, мол, не сейчас.

Поудобней устроив книги под рубахой, Смагин ускорился. Позади сразу несколько голосов отчаянно охнуло, и ропот перекрыл треск рванувшего по бересте, деревянным табличкам и хорошо выделанной коже пламени.

Постепенно народ заполнял торговые ряды. «Гады, – услышал он обрывок разговора. – Это ж надо додуматься – книгам войну объявить!» «А что ты так за них переживаешь? – отозвался собеседник, – то же язычников книги, не наши». «Всё равно, как-то не по-божески это, не говорил Христос, что надо книги жечь».

Завернув за угол, Смагин оказался перед мастерской. Выдернув деревянный штырь, который запирал дверь больше от ветра, чем от незнакомцев, достал тяжёлые книги из-под рубахи. В лавке нерешительно огляделся: «Куда же их спрятать?» Только теперь он понял, что совершенно не представляет, как уберечь книги от чужого глаза. Свои тома он уже давно переправил в Коломны. Да и там старик не держит их на виду, укрыв на заимке. Сапожник понимал: оставлять книги здесь смертельно опасно. Не дай бог найдут, и самого порешат, и родных, если дома в тот момент окажутся. Варяги не сильно вникают, кто виноват, кто прав. Тянут всех под одну гребёнку. «Наверняка кто-то видел. Вот и коновал, похоже, о чём-то догадался. Парень он вроде ничего, но бережёного, как известно…» Решительно вытащив новые сапоги из короба, Клёнка аккуратно уложил на их место книги. Сверху кинул кусок грубой ткани. Подхватив короб под мышку, вышел из мастерской. Сосед Полкан – торговец сладостями – что-то мрачно бубня под нос, накидывал через голову перевязь лотка.

– Полкаша, присмотри за лавкой.

Полкан кивнул, нервно выравнивая толстыми пальцами ряд сладких петушков. Клёнка прислушался. Сосед еле слышно материл княжеских халуёв. Ему тоже не нравилась придумка попов – книги жечь.

– Там готовые сапоги лежат. Ежели Куча Мамин придёт, отдашь ему.

– Хорошо, а ты куда собрался, надолго? – Полкан не смотрел на соседа.

– Я? – Смагин на миг задумался. – Я в слободу, проведаю аз-саков, готовые сапоги отнесу, да заодно – они у меня ещё несколько пар хотят заказать – так мерки сниму.

– Добро, – кивнул Полкан, сплёвывая и не особо прислушиваясь к объяснению Клёнки. – Отдам, если спросит.

Отработанным движением поправив лямку, он повернулся, так и не взглянув на Смагина, к постепенно заполняющемуся торжку.

Всю дорогу из города Клёнка, почти не смотревший по сторонам, обдумывал, куда же деть книги. Полкану это он так, наугад ляпнул. А куда же на самом деле топать? Ехать к родителям опасно. Это же можно подставить родных людей, если по дороге споймают. И так попы косятся. Куда отправиться, он сообразил уже на самом выходе из городских ворот. Конечно, к Вавиле – кузнецу из слободы. Клёнка догадывался, что тот поддерживает тесные отношения со староверами, а крест, висящий на шее, служит ему больше для отвода подозрительных глаз, нежели для прямой надобности.

Выбравшись из-под тени высоких бревенчатых ворот, кивнул знакомому стражнику на посту. До слободы от города не больше пяти вёрст.

Глава 4

Укатанная тележная дорога, в этот час пустынная, пружинила под длинными ногами Смагина. Полупрозрачная пыль, завихряясь в крошечные буруны, поднималась за его подкованными сапогами. Задрав голову, Клёнка приложил козырёк ладони к бровям. На небе ни облачка. И так с самого утра. А после полудня солнце вообще словно сошло с ума – так пекло, что хоть бросай все дела и лезь охлаждаться в мелькающую за деревьями небольшую речушку Иню. Жаль, некогда, надо спрятать книги. Стерев со лба крупные капли пота, Смагин прибавил шагу. До спасительного леса, где в тени высоких сосен заманчиво разливалась прохлада, оставалось полверсты, когда впереди из-за деревьев показался княжеский разъезд – десяток дружинников в кольчужках, с мечами и топорами. За спиной у каждого выглядывала дужка лука.

Бежать было поздно. Заметив Смагина и о чём-то переговорив, они подхлестнули лошадей. Покрепче обхватив короб, Клёнка мысленно перекрестился: «Пронеси, мать-богородица, святая дева, – подумав, уточнил: – Ладушка, мать богов наших».

Дружинники уже подъезжали. Одёргивая коней, конные окружили щурявшегося на солнце Смагина. Дохнуло густым потом, конным и человеческим, крепкий запах нагретой кожи шибанул в ноздри. Он-то этот запах отличит от любого.

– Привет, Смагин, – его окликнул знакомый десятник – здоровый рубака с лихим русым усом. – Куда в такую жару собрался?

Сапожник заметил и ещё одного знакомца – добродушного крепыша с длинными волосами, подхваченными на лбу перевязью, ему Смагин делал сапоги в прошлом году. «Как же его зовут? – напряг память Клёнка. – Кажется, Никита». Тот, узнавая сапожника, приветливо кивнул. У Клёнки немного отлегло. «Может, и пронесёт. Главное, держать себя уверенно». Чуть улыбнувшись, Смагин приподнял короб:

– Вот, сапоги несу в слободу. Ваши ребята заказывали.

Десятник цепко взглядом словно взвесил короб:

– Никита, проверь.

Смагин обмер. В этот жаркий день ему вдруг перестало хватать воздуха. Бросило в пот, запылали щёки, и чтобы не показать дружинникам раскрасневшееся лицо, он наклонился над коробом, в этот момент жутко пожалев, что не захватил с собой готовые сапоги Кучи – было бы что показать. А так, похоже, всё. Приехал. Если его задержат и доставят в город, там быстро сообразят, откуда у него книги, и тогда или в холопы захомутают или голову под топор.

Медленным шагом подъехал гнедой Никиты. Конь невольно заслонил его от десятника, и Смагин чуть выдохнул. А ведь, кажись, могёт повезти. Ежели Никита смолчит». Дружинник не торопясь вытащил из-за пояса топор, и его длинная ручка приподняла кусок тряпки, прикрывавшей поклажу. Мгновение он рассматривал содержимое короба, затем опустил