Волхв - Сергей Геннадьевич Мильшин

– Не переживай, Владик, наша охота ещё впереди. Мы сейчас по гриве пройдёмся, что за лугом начинается. Там наверняка Бранка кого-нибудь возьмёт. Не зайца, так куропатку выбьет.

Владислав поднял голову, вглядываясь в темнеющее небо:

– Нет, Броник, на сегодня хватит. Нет удачи, а без неё только коней мучить. Да и погода, похоже, портится.

В последний час ветер заметно окреп, на светлое недавно небо выплыли, словно из рукава волшебника, низкие тучи, и затихли птахи над лугом.

Бронислав окинул горизонт задумчивым взглядом:

– Пожалуй, да. Не зря сегодня так парило.

Князь приподнялся в седле:

– Поворачивай коней, други, едем на заимку.

Сын Алексей – крепкий с широкой шеей и плечами, на которые падали волнистые волосы, чем-то неуловимым похожий на отца, удало размахнув рукой, гикнул. Несколько конников повторили его жест. В сопровождении друзей Алексей вырвался вперёд, сразу переводя лошадь в галоп. Князь невольно залюбовался статью и лихостью сына, но для приближённых нахмурился:

– Молодёжь, один ветер в голове.

Бранислав поддакнул – его сын тоже только что умчался с наследником.

В отличие от молодой поросли, Владислав с десятком товарищей поехали шагом. Порывы ветра трепали гривы лошадей, начинало что-то капать на головы. Небо темнело. Зато исчезли так докучавшие комары и слепни. В этот момент князь наслаждался прохладой, отрадной после раскалённого дня, проведённого в седле. Сегодня они охотились с молодым соколом, делавшим первые шаги в сложной науке хищника, и большой удачей похвастаться не могли. Пару крякв – весь результат напряжённого дня. К вечеру рарога впервые выпустили за зайцем да ещё и «в угон»[16], не удивительно, что он не справился.

Владислав не спешил. К тому же до заимки оставалось не больше трёхсот сажен, а запаренным животным надо бы остыть. Вспомнился последний неприятный разговор с Никифором. Тот застал князя в самом благодушном настроении после тренировочной схватки на мечах с одним из дружинников. Владислав вышел из учебной сечи победителем и, несмотря на то, что – подозревал – напарник слегка поддался, было приятно почувствовать себя лучшим.

Никифир вошёл в палаты решительно и хмуро. С порога бросил отрывисто:

– Здравь буде, княже.

Владислав улыбнулся навстречу протоиерею:

– Здравь будь, Никифор. Заходи, сейчас сурью[17], кликну, принесут.

Присев на стул рядом, Никифор шумно выдохнул:

– Не до распитий мне.

– Что так?

– Твои городские, так называемые христиане, опять к соколиному камню бесовскому пошли – требы класть. Сколько им уже говорю, что от дьявола те камни – никто не спорит, а как выходят из храма – так к валуну поворачивают. Что мне делать, скажи? Как отучить их от старых привычек?

Представив известный валун с контуром соколиной головы на боку, у которого сам не раз оставлял дары по молодости, князь не нашёл в себе твёрдости.

– Зря ты так уж сердишься, брат мой. Этому валуну сотни лет, а то и больше. И ведь, ты знаешь, он и правда помогает. Матушку мою от лихорадки избавил, когда она водицей на камне освящённой облилась. Да и другим тоже.

– Не по-христиански это, – протоиерей упрямо наклонил голову. – Все камни и капища – от дьявола. Запретить надо.

– Да как же я запрещу? Меня никто и не послушает. И взбунтоваться могут. Одно дело – к вере их привечать, другое дело от святого камня, который для них и тебя, и меня, вместе взятых, более уважаем будет, отвадить. Не выйдет. Всё равно пойдут. Только вред греческой вере нанесём. Сгоряча-то такие дела не делаются. Надо чтобы попривыкли, потом как-нибудь, может, и сладим.

Никифор недовольно тряхнул чернявыми редкими кудряшками, окружившими проплешину на затылке:

– Не то ты, князь, рекёшь. И за истинную веру слабо болеешь. Не всей душой.

– Это я-то не всей душой? А кто книги для тебя несколько сроков собирал по всем сундукам? С народом перессорился? Не я ли?

– То книги, а то дела. Почто Коломны щадишь? Там язычники – враги наши оплот себе свили, недавно настоятеля позорно выставили, а ты как будто не видишь. А?

Помрачнев, князь поднялся. Враскачку приблизился к окну. Ответил, не оглядываясь:

– Коломнами по осени займусь. Вот урожай соберут, в казну долю отмерят, тогда и пойду на них.

– Всё выгоду ищешь, княже? В истине нет выгоды, там правда. И правда эта говорит о том, что ты плохой христианин.

Князь резко обернулся:

– А что ты будешь есть зимой, если я не дам им урожай собрать? Небось, без хлеба за стол не садишься? А подумал ли ты, горак, в тот момент, когда им рот набиваешь, что хлеб язычники поганые вырастили, которых ты за людей не считаешь? Не погано такой хлебушек есть-то? А горожане, – он кинул руку в сторону городских улочек, – если я все наши сёла, где язычники поганые живут, а они везде, почитай, живут, в пожарища обращу, голодом сидеть будут? Оголодают, с меня же первого спросят. И на спрос этот кровью отвечать придётся. И мне, и тебе. Понимаешь ты это?

Разгорячённый князь замолчал, а протоиерей медленно поднялся:

– Не пойдёшь, значит, на Коломны?

– Пойду, но осенью.

Засопев, Никифор гневно поправил рясу. И, не поднимая головы, быстро вышел из палат.

Сейчас князь снова переживал тот разговор, мучаясь сомнениями – правильно ли поступил, те ли слова сказал? Может, надо было послушать его? Леший с ним, с урожаем, если эти язычники так уж Никофору поперёк горла встали. Не пропадём с Божьей помощью, – придержав мягкую ветку лещины, обрубил её кинжалом. – Ну да что теперь расстраиваться. Сказанного не воротишь, а до осени подождать всё равно надо, так правильно будет. Никуда попы не денутся, потерпят.

Выждав момент, когда тропинка расширилась, вмещая двух всадников, Бронислав пристроился рядом с князем, почти касаясь стремени. Тот повернулся к другу:

– Ну, Броник, как тебе рарог?

– Хороший будет рубака, – Бронислав улыбнулся в широкие усы. – Попервой вышли, а уже, чай, не пустые возвращаемся.

– То верно. Птица неплоха, а опыт – дело наживное.

Низкий лапник перегородил дорогу, и соратник князя выехал вперёд. Приподняв упругие ветки, пропустил Владислава. Обернувшись, князь кивком поблагодарил Броника. Тот снова невозмутимо пристроился рядом.

Несколько саженей ехали молча. Бронислав незаметно хмурился, изредка кидая на князя изучающие взгляды. Он давно готовил этот разговор, а так и не придумал, как начать. Да и опасался, как рассерчает Владислав. Не дело воеводе неприятные вещи князю говорить, но в то же время кому, как не другу детства, правду молвить. Не казнит же. «Эх,