На лесных тропинках - Ефим Григорьевич Твердов

По всей спине росомахи вздыбилась шерстка. Она приготовилась для прыжка на спину рогача. Не доходя метров десяти до ели, рогач вдруг отскочил в сторону и повел стадо с просеки в Царев Бор. Этот неожиданный маневр лосей привел росомаху в ярость. Она повернула голову вправо и увидела перед собой на просеке старую рысь с отвислыми баками. Росомаха проворно оттолкнулась от елки, пролетела по воздуху метра три, ее острые когти вонзились в спину рыси, а клыки рванули сонную артерию. Рысь с ношей метнулась вдоль просеки и, пробежав с десяток метров, бросилась в чащобу, намереваясь ветвями сбить врага со спины. Но сделать это не успела: росомаха оборвала рысиную жизнь…

Изрядно насытившись, росомаха задними лапами забросала тушу снегом и пошла к просеке. Через несколько минут она уже была на густой елке и, растянувшись на том же суку, уснула.

А ветер по-прежнему выл, стонал, раскачивал вершины елей и сосен, заносил следы.

Двое суток провела росомаха на толстом суку. Наступало утро третьих суток. Потягиваясь со сна, она посмотрела перед собой, нет ли лосиных следов. И тут услышала шорохи, идущие от речки, и увидела, как лосиное стало возвращалось с водопоя. Крепкий запах лосятины вздыбил на хребте росомахи шерсть. Теперь впереди шла мать лосиха, за ней два прибылых, а рогач стоял под елкой, где была росомаха и пропускал стадо вперед. Росомаха кинулась на рогача, но промахнулась, разорвав у него только правую ягодицу. Рогач яростно ударил росомаху задними ногами. Страшный удар пришелся зверю по голове. Росомаха отлетела в сторону, ткнулась под сосенку и вытянулась… Рогач подошел, понюхал и, убедившись, что росомаха мертва, стал зализывать у себя рану. Больше его ничто не тревожило. В его заповедном лесу не было другой росомахи.

ЯШКА ЧИЖ

На другой год после Великой Отечественной войны, перед самым водоразливом, пришел в нашу деревню Илья Чижов. Мужик обрядный, высок, статен, но слишком сухожилен. На его плечах худо сидел старый кафтанишко, за плечами висел большой пестерь. Наши мужики в то время на бревнах около правления колхоза сидели и думу думали, где им пастуха найти. У каждого колхозника была своя корова или телушка, их пасти надо, а колхозный пастух от единоличного стада отказался. Илья поздоровался с мужиками, пестерь с плеч снял:

— Пришел к вам в пастухи наниматься.

Мужики обрадовались, сразу усадили Илью, стали с ним рядиться. Наш председатель колхоза (а у него тоже своя телочка была) сказал Чижову:

— Только, друг сердечный, плата-то у нас не ахти будет какая. Коров-то у нас всего двадцать три, овец штук с полста, ну и телятишки, конечно, есть. Мы посулим тебе с каждой коровы по две мерки картошки, по корзинке ржи аль муки, какая изладится, ну и по десятку яиц, а сейчас питаться будешь по обходу. Ежели у кого одна корова — живи и кушай один день, у кого корова и овцы — живи два. Вот так-то. Согласен?

Илья поклонился мужикам, ответил:

— Мне не плата ваша нужна, а ваш уют, приют. Я работал в кузнице, да не по здоровью, врачи говорят: ищи, Илья, работу, чтоб на воздухе быть, да к тому же со мной Яшка, отца-то у него, а моего сына, в войну немцы ухрястали. Ведь внука-то жаль, вот я с ним и пошел к вам.

Бабы обступили Илью и наперебой стали просить его показать, что в пестере так сильно шабаркается. Илья бабам улыбнулся, ответил:

— Там мой внучонок, Яшенька. На руках-то его тащить за девять волоков я не мог, так в пестере и нес.

Бабы руками захлопали, в один голос закричали:

— Покажи, добрый человек, внука! Сделай божескую милость!

Илья открыл пестерь, а оттуда точно воробушек выскочил Яшка и сразу в дедовы штаны вцепился, видно, испугался, а Илья ему тихонечко говорит:

— Отцепись, Яшенька. Тут, милый мой, свой народ, не обидят тебя.

В первый же день Илья определился на постой к председателю. Его жена ухи наварила, рыбников напекла и молоком Яшу угостила, а деревенские бабы ему всякой всячины нанесли. Кто дал старую, но чистую рубашонку, кто штаны. В этот день Яшка с деревенскими ребятишками крутился — смешной, проворный.

Илья пас коров. Рано по утрам их на поскотину выгонял, а вечером возвращался в деревню. Яшка с бабушкой Феклой оставался, с ней подружился, а она его заместо своего внука считала, хлебушек сама не съест, а Яшке скормит.

Годы работы Ильи в пастухах были для мужиков отрадой. Ни одна животина не была скормлена зверю. А Яшка? Он рос крепышом, да и как ему не расти, коль у него вся деревня мамушки да бабушки, каждый его приласкает и гостинцем одарит. С десяти лет Яшка стал настоящим подпаском. Коль захворает Илья, Яшка заменяет деда и тоже у него все идет гладко.

Яшке исполнилось тринадцать лет. Спраздновав свой день рождения, после полдника Яшка отправился осматривать сторожки, не попала ли лисица. В путь-дорогу он взял только острый кривой ножик, подарок деда. До вечера обошел на лыжах все ловушки и, не найдя в них ничего, повернулся к дому.

В одном месте, около Пятого ключа, Яшка заметил, что из-под снега идет парок, близко к отверстию подошел и стал тыкать колышком. Из занесенной снегом берлоги поднялся медведь и с ревом пошел на Яшку. Парень не растерялся, вынул ножик, и в то время, когда медведь, стоя на задних лапах, хотел обмять Яшку передними, ударил медведя ножом так, что распорол ему брюхо. Зловещим ревом встретил медведь удар Яшки, и хотел было обхватить парнишку лапой, но тот изловчился и вторично ткнул медведя ножом прямо в сердце. Медведь упал на снег и придавил собой парня. Выбраться из-под туши зверя Яшка никак не мог, крепко его медведь вдавил в снег. Может быть, от усталости или от чего другого Яшка под медведем скоро уснул.

Подошли сумерки. В домах замигали огни. Илья стоял на крылечке избы и ожидал Яшку. Но в заполье было пусто, никого не видно. Два раза Илья выходил на крыльцо, а парня нет и нет. Одни звезды, будто высыпанные из лукошка, мерно покачивались в вышине. Затосковал Илья, пошел к мужикам и позвал их на поиски внука.

На десятом километре от деревни нашли его лыжи, а рядом с ними Илья увидел тушу медведя и заплакал:

— Подсобите, мужики, тушу повернуть, да из-под медведя Яшеньку вынуть, видите, вон валенок весь в крови. Не стало моего внучонка. — Тут Илья снова