На лесных тропинках - Ефим Григорьевич Твердов

Как только заиграла вечерняя заря, я в шалаш сел и стал поджидать прилета. Вокруг стояла сторожкая тишина, и я боялся даже шевельнуться.

Чучелки, сшитые из черной материи — «чертовой кожи», набитые опилками, хорошо проглядываются. Сидят, браво смотрят вперед и никакого подозрения, будто и в самом деле взаправдашние косачи с красными ресницами.

Минут через десять слышу — трепещут крылья. К чучелкам подсела тетерка и сразу стала с почками обряжаться. Я сидел, смотрел на нее, а не стрелял. Самок в нашей родовой никто никогда не убивал, считали это превеликим грехом.

На веселый говорок тетерки сразу прилетел косач-черныш. Одет он был в черную куртку и только кое-где по его бокам были понатыканы белые перышки. Он подсел к тетерке, с нею поздоровался и тоже стал березовые почки шелушить.

Я поднял ружье, взял прицел и хотел было нажать на спусковой крючок. Но в это время чуть пониже черныша села белая птица.

Осмотрел я ее внимательно. Она спокойно, как и черныш, срывала почки да клювом дробила и никого не опасалась.

Засмотрелся я на такую беляночку, ружье положил на колени, на предохранитель спуск поставил, стал внимательней и зорче рассматривать птицу. Она была вся белая, что первая пороша осени, голова тоже белая, глаза малинкой поблескивают, вокруг глаз полукруг бровей красного цвета, подгузок чуть-чуть с помаринкой просизи.

«Так кто же ты есть?» — Сижу в шалаше, смотрю и думу думаю: — Куропеть? Нет, не она. Та на деревья никогда не садится, всегда с землей роднится. Курица? Может, из деревни пришла в лес, подружилась о чернышами и летать научилась? Нет, нисколько не похожа.

Долго я думал, а придумать так ничего и не мог. В это время около шалаша пробежала лисица. Завидев ее, птицы снялись с березки. Я беляночку глазами проводил до лесной чащи. Вместе с чернышом и тетеркой она улетела, на макушку большой сосенки села, оттуда свой голосок подала:

— Чуюу-фышь!..

СТАРИК И ОЗЕРО

Было это давно, лет двадцать пять тому назад. В озерное устье реки Андома мы изладились вдвоем, я и старик из Сорочьего поля, Митрофан Прокопович. Рыбацкая изба, которая по праву принадлежала ему, стояла в шаровой березовой рощице и была поистине местом отдыха. Двумя небольшими оконцами она глядела на возвышающуюся над озером Онего деревню Андомская Гора. Казалось, что эта деревенька раскинулась над озером прямо на отвесных скалах его берегов и обмывается с трех сторон. Гора, будто маяк, далеко видна из лесной проседи и с озера. В деревне всегда сухо. Ни слякоть, ни дождь не растворяли песок в грязь, и только на ветру над деревней поднимался песок, застилая собою крыши домов, утоптанные дорожки, палисадники с худенькими черемушками. Когда выглянет солнышко, деревня оживает, дарит и людям и озеру ненаписанную красоту, от которой порой трудно отвести глаза.

Другие два окна смотрелись на Бесов мыс. Об этом мыске, небольшом, будто всунутом в воды Онего, рассказано много легенд, поверий, сказаний, а самое примечательное в нем то, что до нашего времени дошли изображения на каменных плитах одиннадцатого столетия. Когда проходишь мимо этих глыб, не можешь не видеть красивых лошадок, рыцарей с копьями, маленьких человечков в панцирях, щиты спартанцев и разную письменность, и пока никто еще не мог разгадать тайны этой письменности и рисунков. А ведь не природа же их нарисовала! Нарисовали их люди, заселявшие эти места Бесова мыса. Может быть, по причудам, созданным здесь из каменных глыб, наши предки и назвали этот маленький мирок: Бесов мыс? Может быть. Интересно было бы произвести тут раскопки, посмотреть, что лежит на глубине мыска. Мне кажется, что все сказания об этом чудном месте, все каменные плиты — живые наследники прошлого, рассказывающие о том, когда и кто пришел впервые в эти места и создал первое поселение.

В избе у рыбака было опрятно. Тесовый пол покрыт мешковиной, на нарах постланы тюфяки. Чашки, ложки, судки и прочая кухонная утварь сложена в небольшой самодельный шкафчик. Один стол в избе был добротный, из карельской березы, резной. На нем белая скатерть с петухами. Рядом с ним стоял другой — небольшой, грубовато сколоченный. Рыбаки, по-видимому, редко садились за круглый стол, а предпочитали чай пить или обедать за дощатым столом.

Над дверями избы, на доске написано:

«Добро пожаловать, дорогой охотник и рыболов! Входи! Это твой дом. Береги его».

Далее следовали правила, указывающие, как надо пользоваться рыбацким и охотничьим домом: все держать в исправности, беречь имущество, осторожнее обращаться с огнем и т. д.

Митрофан Прокопович не был похож на древнего старичка, хотя ему уже перевалило за восемьдесят. На его лице не заметно ни одной морщинки. Может быть, волосы и борода скрывали их? Глаза у него острые, большие, под полукруглыми дугами седых бровей. Зубы белы, что турнепс. Подружился я с ним лет десять тому назад, и еще тогда он рассказал мне историю этой избы.

— В конце четырнадцатого года меня вызвали в Петрозаводск, к воинскому начальнику. Направили к докторам здоровье проверить. Ну, прошел я всех медиков и думаю, что меня в артиллерию запихают, пушки подкатывать, потому как был здоров и силен. Но ошибся. Воинский начальник такой щуплый старичок был, а полковничьи погоны носил. Сидит за столом, щурит на меня подслеповатые глаза да и говорит: «Ты, Митрофан Тулупов, призван в армию защищать царя, веру и отечество». — «Так точно», — отвечаю я ему. А он улыбается: «Тебя, солдат Тулупов, я назначаю младшим унтер-офицером»… Я тогда ужимаю плечи, говорю ему: «Ваше высокоблагородие, да какой из меня унтер? Я и в строю-то еще не бывал, поучиться надо». А он, шельма, опять-таки глядит на меня и говорит сердито: «Не ваше дело разбираться в назначениях, а мое». «Как изволите, — опять нее отвечаю я. — Куды пошлете, туда и пойду». А он: «Поедете с десятью солдатами в Озерное Устье, там построите для себя барак, будете ловить форель и поставлять ее во дворец Его императорского высочества Николая Второго. Это есть высочайший указ и выполнять оный возлагаю на вас». «Слушаюсь, ваше высокоблагородие!» — ответил я, и на этом мы расстались.

Наутро мне привели десять солдат: один вепс, три карела, два финна, ну а остальные русские. Ознакомил я их с указом императора, нагрузились мы провизией, получили солдатское обмундирование и выехали в Озерное. Сначала хотели обосноваться в деревне Андомская Гора, а потом отдумали и начали для себя