Песни Первой мировой и Гражданской войны. Военная история России в песнях - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Конечно, подавляющее большинство солдат не представляли, кто такие хазары. Что они могли знать об иудейском царстве на Волге, пытавшемся поработить Древнюю Русь? [164] Кое-что слышали и помнили из истории только те, кто учился в гимназиях, университетах, училищах. Но ведь в контексте песни было ясно, что хазары – враги. Это вызывало естественные ассоциации с нынешними врагами: немцами, австрийцами, турками. Сейчас русские воины шли расквитаться с ними за нападение на родную страну. Шли так же, как в незапамятные времена витязи Вещего Олега или Святослава Игоревича.

Правда, дальнейший текст был и вовсе не военным – про кудесника, про предсказание Олегу о гибели от коня своего, про исполнение пророчества: посмеялся над волхвами, наступил на череп коня, и укусила змея… Но у песни были и важные преимущества. Во-первых, стихи Пушкина очень легко запоминаются, а во-вторых, баллада была длинной. Песня создавалась не для концертного исполнения, не для парадов, а для дальних переходов. Начнет запевала – и шаг ровнее, колонна подтягивается. Подхватила рота припев – и будто сил прибавилось. Так и топай, пока не допоешь: «Князь Игорь и Ольга на тризне сидят…».

В качестве марша «Вещий Олег» полюбился в войсках. Солдаты под него шагали по дорогам Галиции, Польши, Белоруссии, Прибалтики. Сменилась Мировая война Гражданской – продолжали шагать под него же. Но корниловцы, как уже отмечалось, соблазнились насчет царя, заразились идеями республики и демократии. Припев они сочли нужным исправить:

Так громче, музыка, играй победу!

Мы победили, и враг бежит! Раз, два!

Так за Корнилова, за Родину, за Веру

Мы грянем дружное «Ура, ура, ура!».

Костяк белогвардейцев составляли образованные люди – офицеры, юнкера, об иудеях-хазарах они слышали побольше, чем солдатская масса. Единоверцы или далекие потомки хазар составляли изрядную долю среди комиссаров, чекистов и прочего революционного руководства, поэтому слова «отмстить неразумным хазарам» стали восприниматься вполне современно и актуально, «Песнь о Вещем Олеге» приобрела новый смысл.

Однако в условиях острейшего дефицита военных маршей его перехватили и красные. Благо, песня знакомая, а рассказывалось в ней о делах давно минувших веков, почти ничего не требовалось менять. Подредактировали только припев:

Так громче, музыка, играй победу!

Мы победили, и враг бежит! Раз, два!

Так за Совет Народных комиссаров

Мы грянем дружное «Ура, ура, ура!».

И ничего, сгодилось. Очень даже лихо маршировалось. Но в 1919–1920 годы советское руководство научилось делать некоторые выводы из накопленного опыта и ошибок. На первом этапе Гражданской войны красные отряды, как правило, расстреливали всех пленных. Хотя это приучало противников драться до последнего, с отчаянием обреченных. Теперь стали внедряться установки о сокращении репрессий. Начальники поучали личный состав, что среди рядовых белогвардейцев много обманутых, насильно мобилизованных, им стоит сохранять жизнь. Благодаря этому открылись возможности разлагать белые войска агитацией, склонять их к сдаче или переходу на свою сторону. А пленных направляли для пополнения Красной армии. Перетасовывали подальше от родных краев, донцов или украинцев увозили в Сибирь, сибиряков – на Украину, и деваться им было некуда. Воевали за Советы.

С пленными, вливающимися в красные войска, проникло и белогвардейское понимание «хазар». Прославленный впоследствии советский командарм П. А. Белов служил при царе гусаром Черниговского полка, в 1917 году закончил школу прапорщиков. А командовать ему довелось уже советскими кавалеристами. Он вспоминал – среди его подчиненных было много казаков, успевших послужить у белых, песня «Вещий Олег» была у них любимой, но слова о хазарах они пели со вполне определенной направленностью, со скрытым вызовом, выразительно поглядывая на некоторых комиссаров [156]. Белов из-за этого организовал с кавалеристами специальные занятия, принялся изучать с ними Пушкина, силился растолковать, что произведение великого русского поэта не имеет никакого отношения к евреям.

Но и среди большевистского начальства имелись образованные люди. Они знали о хазарах гораздо больше, чем рядовые. В 1920 – 1930-х годах даже возник и полным ходом осуществлялся проект переселения евреев в Крым и создания там новой «Хазарии». От ЦК партии эту акцию курировал видный большевик и друг Ленина Ларин-Лурье, в реализации проекта участвовала международная сионистская организация «Джойнт», финансирование осуществляли Варбурги и еще ряд крупных американских банкиров (послесловие и комментарии М. Назарова к работе Э. Саттона «Уолл-стрит и большевистская революция», М., 1998) [133, 161]. Высокопоставленные лица в партийном руководстве сочли, что песня об «отмщении хазарам» чересчур двусмысленная, лучше обойтись без нее. Постепенно «Вещего Олега» прижали, и из советского обихода он исчез.

Его продолжали петь только в белой эмиграции. После поражений и потери Отечества многие беженцы с запозданием задумывались, где и в чем они ошибались. Задним числом переоценивали, сопоставляя погибшую Российскую империю и возникшие на ее месте образования: сперва демократические и националистические суррогаты, потом красную империю СССР. Ностальгические воспоминания о прошлом были очень весомым аргументом, и многие эмигранты после идейных блужданий приходили к запоздалому, но логичному выводу: лучшая форма правления для России – все-таки монархия. Как же хорошо жилось под скипетром государя императора! А «Песнь о Вещем Олеге» приобрела особую ценность как раз из-за старого, дореволюционного припева:

Играй же, музыка, играй победу,

Мы одолели, и враг сражен. Раз! Два!

Так за царя, за Русь, за нашу веру

Мы грянем дружное «Ура, ура, ура!».

Но на фронтах Гражданской войны зазвучал и «Варяг». Главная база Балтийского флота Российской империи располагалась в Финляндии, в Гельсингфорсе (Хельсинки), а тыловая база – в Кронштадте, рядом с революционным Питером. Финляндия в составе Российской империи обладала значительной автономией, там действовала своя Конституция, дарованная еще Александром I, свои власти и полиция. Немецкая агентура развернулась в этой стране чрезвычайно вольготно. Шпионы и большевистские агитаторы подвергли Балтфлот самой что ни на есть интенсивной обработке.

Отнюдь не случайно он стал одним из главных эпицентров революционного взрыва [12]. В Февральскую революцию в Кронштадте и на других базах прокатились погромы с истреблением офицеров. В июльском мятеже 1917 года и в Октябрьском перевороте матросы сыграли основную роль, Троцкий называл их «красой и гордостью революции» [39].

Черноморский флот в данном отношении значительно «отставал». Он принял Февральскую революцию дисциплинированно, спокойно. И даже советскую власть признал мирно, без эксцессов. Но организаторам смуты это не понравилось. В Севастополь покатили одна за другой делегации с Балтики, а уже после Октябрьского переворота Свердлов направил сюда особую группу уполномоченных во главе с комиссаршей Соловьевой, поставив