Цветочная сеть - Лиза Си

досье на убийцу. В папке лежало личное дело господина Су, которое переправили в Пекин три года назад. Хулань быстро просмотрела информацию. Господин Су усердно трудился в колхозе «Бамбуковая деревня» до 1994 года, а потом исчез, бросив жену и ребенка. Члены семьи уверяли, что сочли его мертвым, однако в личном деле отмечалось, что родичи Су стали жить лучше после его исчезновения. Местные чиновники подозревали, что Су уехал в Пекин на заработки, но где тут искать одного человека, когда тысячи крестьян каждый день наводняют столицу.

Хулань подняла голову и заметила, что вдова Се обеспокоенно нахмурилась.

— Это личное дело господина Су, — пояснила Хулань. — Вы ничего не хотите мне сказать, прежде чем я открою вашу папку?

— Я не доложила о нем, — повторила женщина дрожащим голосом. — Хоть он и деревенщина, но за аренду платил исправно.

— Другими словами, вы смотрели на его присутствие сквозь пальцы, — подсказала Хулань.

— Ничего подобного!

— Значит, у вас такое правило: пускать в этот дом жильцов без документов? — Хулань указала в коридор: — Как по-вашему, там найдутся другие люди без хукоу, вида на жительство?

Замглавы месткома напряженно рассматривала собственные руки, сложенные на коленях.

— Просто скажите, — не унималась Хулань, — жил ли господин Су в Пекине на законных основаниях. У его споров с Ши были основания или же предмет спора не принадлежал никому из них?

Вдова Се понизила голос до хриплого шепота:

— Инспектор…

— Потрудитесь ответить!

Женщина посмотрела на Хулань с вызовом:

— Глава государства говорит нам, что богатство — это прекрасно!

— Однако Дэн Сяопин не учил нас богатеть на взятках, укрывать преступные элементы или лгать представителям Министерства общественной безопасности. — Хулань посмотрела через плечо вдовы Се на мужчину в форме: — Отведите ее в Комитет общественной безопасности. Пусть подпишет признание.

Хулань последовала за вдовой Се, пока та пробиралась сквозь толпу соседей. У двери инспектор повысила голос:

— Если некоторые жильцы находятся здесь, в Пекине, нелегально, обещаю проявить снисхождение к тем, кто добровольно признается. Внизу вас ждут несколько полицейских; подойдите к ним, если есть что сообщить. Если у вас найдется конкретная информация о преступлении, прошу остаться и немедленно доложить мне. А если вам нечего сказать ни мне, ни офицерам внизу, то разойдитесь по комнатам. Даю вам десять минут, чтобы передать мои слова соседям и принять решение.

Хулань обвела взглядом каменные лица. Она и так уже предложила собравшимся больше вариантов, чем любой из ее коллег, но необходимо еще кое-что добавить.

— Уверена, мне не нужно предупреждать о последствиях в случае лжи! — крикнула она в коридор. — Вам знакомо высказывание: «Снисхождение к тем, кто добровольно признается, наказание для тех, кто скрывается»[16]? Вдова Се задержана. Ее нечестность только усугубит положение. Не хотелось бы такого исхода и для вас.

Через мгновение коридор опустел. Как Хулань и ожидала, никто не собирался говорить с ней. Но все же она надеялась, что найдется хоть пара смельчаков, ведь число жителей комплекса значительно превышало количество личных дел в стопке на столе.

Хулань продолжала сидеть, пытаясь обрести душевное равновесие, но злость не проходила. Как замглавы месткома могла быть такой дурой? Из-за собственной жадности вдова Се забыла о долге. Много раз за свою карьеру Хулань и сама предпочитала смотреть сквозь пальцы на некоторые нарушения, придерживаясь собственной версии политики попустительства: если люди жаждут хотя бы глотка свободы, большого вреда не будет. Но сегодня инспектору оставалось лишь наблюдать, как «железный треугольник»[17] Китая накрыл не только подозреваемого в убийстве, но и вдову Се, а также многих других. Именно последние — нив чем не виноватые — имели несчастье нелегально приехать в столицу, найти того, кто, вопреки правилам, согласился сдать им комнату, и случайно оказаться на месте убийства, попав под неотвратимый удар «железного треугольника».

Три стороны «железного треугольника» контролировали четверть населения планеты. В одном углу находилось секретное личное досье данъан, которое хранили в местных комитетах полиции и на работе. Если гражданину хватало неосторожности совершить политическую ошибку и, пусть даже умеренно, критиковать правительство или же допустить бытовой промах — например, вступить в связь вне брака или проявить эгоизм на работе, — в досье делалась соответствующая пометка. Эта информация затем преследовала человека всю жизнь, не давая сменить работу, получить повышение по службе или переехать из одной провинции в другую даже по личным мотивам. В таких вопросах Хулань позволяла западному взгляду на вещи вторгаться в ее мысли, ведь в китайском языке даже не было понятия «частная жизнь».

Другой угол занимало диньвэй — учреждение, которое обеспечивало гражданина работой, жильем и медобслуживанием. Именно на работе решали, можно ли человеку вступать в брак, там же выдавали разрешение на беременность. Организация-работодатель определяла, имеет ли сотрудник право на квартиру с одной или двумя спальнями, будет ли он жить недалеко от своего завода или в нескольких километрах от него.

Венчал треугольник хукоу, или видна жительство, — своего рода паспорт, в котором значилось имя гражданина, перечислялись родственники и указывалось место рождения. Хотя в последние десять лет правительство все же немного ослабило хватку, позволив китайцам свободно путешествовать по стране, но изменить данные в хукоу по-прежнему было практически невозможно. То есть, если уроженец уезда Фушань поступал в Пекинский университет, ему никто не мешал, но по окончании обучения ему предписывалось вернуться в Фушань. Если житель Чэнду влюблялся в шанхайку, приходилось отказываться от романа. А простой крестьянин, влачащий жалкое существование в сельской глуши, вынужден был оставаться в родной деревне, где жили несколько поколений его предков.

Сегодня в ловушку «железного треугольника» попали как минимум двое: господин Су и вдова Се.

Отведенные десять минут истекли. Хулань встала, собрала папки и спустилась во двор. Там один из полицейских сообщил, что двое жильцов признались, что находятся в Пекине незаконно. Еще несколько добавили кое-какие детали к истории о Ши и Су. Но большая часть выразила желание настрочить донос по поводу коррупции со стороны вдовы Се. Хулань предвидела такой расклад: склонность публично критиковать тех, кто оказался не в фаворе, появилась одновременно с самим режимом.

Уставшая и подавленная, она рухнула на заднее сиденье белого «сааба». Ее водитель, крепко сбитый молодой человек, который предпочитал отзываться