Охотники на волков - Джеймс Оливер Кервуд

– Мне казалось, что они были рады видеть друг друга – твой дядя и барон, – со стоном проговорила она, и дурные предчувствия Джимса усилились. – Мы поговорили про тебя и Туанетту… Они шутили и смеялись. Он был очень доволен, когда я попросила его остаться на обед… и они ушли под руку… а затем, ох, Джимс, Джимс, они спустились в поле и ужасно подрались!

Катерина разжала руку и, вытирая глаза влажным скомканным платком, беззвучно зарыдала от отчаяния.

– Твой отец отправился с волом и повозкой забрать месье Тонтера!

Джимс мельком взглянул в окно и увидел, как в сторону поля медленно движется названное матерью средство передвижения, а рядом с ним, помахивая кнутом, идет отец. Опасения за мать сменились еще бо́льшим страхом, и, не дожидаясь, пока она успокоится или снова зарыдает, мальчик выскочил из дому и помчался на поле боя. Он немного сократил путь и, пробежав через огород, прибыл на место раньше отца, задыхаясь от быстрого бега. Ни дяди, ни барона не было видно, и если бы не Вояка, то Джимс решил бы, что на поле никого нет. Следуя за собакой, Джимс нашел их в самом конце вырубки, рядом с кучей пней, которые накануне он помогал корчевать. Еще не видя ни того ни другого, он услышал громкий голос Тонтера и понял, что барон жив.

– Я вырежу печень бесчестному негодяю, сделавшему мне эту ногу! – в ярости кричал сеньор. – Его следует четвертовать и повесить за то, что он берет для такого дела пекановые чурки с трещиной. Будь у меня нормальная нога, сэр, вы бы летели вверх тормашками через эту кучу пней: удар был, как всегда, хорош!

Джимс остановился и, переводя дыхание, размышлял над тем, что, к удивлению своему, не услышал ответа.

Отдышавшись, он осмелился подойти ближе и увидел Хепсибу Адамса. Тот сидел на земле, прислонившись к пню, руки его безжизненно висели по бокам, круглые глаза были широко раскрыты, а на лице застыло довольно глупое выражение.

– Возмутительное нарушение всех правил! – снова гаркнул Тонтер. – Пекан, сэр, – не ясень, не вяз, не каштан; пекан, выдержанный в течение года, как он уверял меня, – и вот вам, трещина почти по всей длине, старая трещина – слепому видно! Я убью его!

Джимс не отрываясь смотрел на дядю. Хепсиба закатил глаза и попробовал ответить. По его лицу расползлась болезненная гримаса.

– Я сделаю вам ногу. Надежную ногу, друг, – чуть слышно сказал он. – Хорошую ногу… лучше, чем эта… Тоже из пекана… ногу на славу… без всяких там скрытых трещин.

– С такой ногой ни одна корона во всем христианском мире не устояла бы против удара, который я вам нанес, сэр, – ответил Тонтер с того же невидимого Джимсу места. – Удар с точно рассчитанным наклоном; он настиг вас в тот самый момент, когда вы сделали выпад. Из-за него у меня вывихнулся позвоночник, сэр… такая в нем была сила! Вы признаете себя побежденным или воспользуетесь моим положением – тем, что биться мне нечем, да и стою я всего на одном штыре?

– Я немного оглох, брат, – признался Хепсиба, которому наконец удалось поднести руку к голове. – Но хоть вы и в прибытке, мне не очень по душе ваша хвастливость. Меня бивали и посильней, но деревом… никогда. Такое со мной впервые. Правда, повторить свой финт вам все равно бы не удалось, и как только я сделаю вам новую ногу, то докажу это.

Джимс услышал громыхание приближающейся повозки и подошел к барону и дяде. Отец Туанетты, как и Хепсиба, сидел на земле. Измазанная землей одежда барона была в полнейшем беспорядке, на щеке выросла шишка, а деревянная нога – как сразу заметил Джимс – сломалась около колена. Вскоре на поле боя, с появлением Джимса, погрузившегося в глубокую тишину, прибыл Анри Булэн со своей повозкой.

Первым делом Анри помог Тонтеру.

– Если об этом унижении и бесчестье станет известно, я – конченый человек, сэр, – объявил барон, позволив Анри поднять себя с земли и с его помощью стоя на единственной ноге. – Прыгать, как жаба, или тащиться с вами в повозке, словно мешок с зерном! Клянусь богом, сэр, я сгораю со стыда!

Джимс подошел к дяде и помог ему подняться на ноги. Хепсиба стоял, слегка покачиваясь, и с веселой признательностью наблюдал, как Анри грузит Тонтера в повозку.

– Да он презнатный лжец, Джимс, этот самый Тонтер, – заявил Хепсиба. – Готов поклясться, что стукнула меня вовсе не его деревянная нога, а какая-нибудь железяка, запущенная самим дьяволом, или один из этих пней, которые летают, когда им вздумается. Знатный удар!

Хепсиба попробовал сдвинуться с места и непременно упал бы, если бы Джимс, напрягая все силы, не поддержал его. Благополучно погрузив Тонтера, Анри пришел на выручку шурину, и тот, как пьяный, пытаясь сохранить хоть видимость равновесия, позволил поднять себя и усадить рядом с бароном.

Глава VII

Никогда еще в жизни Катерины не выпадало дня, столь щедрого на разнообразные случайности, как то майское утро. Многое повидав собственными глазами, Катерина все же не могла взять в толк – как могут мужчины драться и почем зря колотить друг друга и в то же самое время объявлять себя лучшими друзьями. Когда Анри освободил повозку от груза изувеченной плоти, его жена чуть не упала в обморок. Однако стоило ей услышать добродушные шутки, которыми громко обменивались пострадавшие, как отчаяние ее улеглось, и она понемногу успокаивалась. Из-за головокружения Хепсибе было трудно устоять на ногах, но он настаивал, что сейчас же примется мастерить для Тонтера новую ногу, и в качестве материала для нее предложил отлично высушенный пекановый брус, который Анри берег, чтобы на будущий год использовать для строительства мельницы. Когда брус принесли, барон пришел в неописуемый восторг и объявил, что такой восхитительный материал видит впервые. Катерина наблюдала эту сцену из окна, слегка отдернув занавеску. Успокоенная настроением обоих мужчин и видя, что ни один из них не получил серьезных увечий, она решила держать себя так, словно ничего не произошло, и не портить мирного согласия дня. А чтобы уловка ее как-нибудь не обнаружилась, она потихоньку предупредила Анри и Джимса.

Итак, Тонтер остался обедать у Булэнов. Не моргнув глазом он сочинил невероятную историю, чистосердечно поддержанную Хепсибой и объясняющую некоторое повреждение их физиономий, поездку в телеге и его сломанную ногу. При этом известную помощь ему оказало незнание того факта, что Анри, придя за волом, первым делом рассказал жене и про сражение, и про его исход.

– Борьба, мадам, – забава богов, – говорил барон Катерине, пока она разрезала огромный пирог с индюшачьим мясом. – Я неравнодушен к ней с самого детства. В нашей семье ею занимались задолго до того, как Авраам Мартэн из Квебека предлагал лучшую корову своего стада тому, кто сумеет положить его на обе лопатки. За наш теперешний вид следует винить меня, а не вашего брата. Если вы спросите мужа, то он поклянется, что мы боролись честно, как подобает джентльменам; когда моя проклятая деревяшка зацепилась за один из пней в той большой куче, она рассыпалась, да так, что мы чудом остались живы! Мой добрый друг, месье Адамс, получил удар стофунтовым дубовым пнем в поддыхало; в результате вызванного этим ударом недомогания, а также из-за того, что я был вынужден прыгать на одной ноге, нам и пришлось прибегнуть к услугам вашей телеги. Джимс, когда завтра ты будешь корчевать пни, не складывай их в такие чертовски высокие кучи.

– Как? – строго спросила Катерина. – Уж не намереваетесь ли вы с Хепсибой снова устроить состязания в борьбе?

– Вполне возможно, мадам. Я обучаю вашего брата кой-чему новенькому для него.

– Вы правы, черт возьми! – воскликнул Хепсиба, но тут же спохватился и добавил извиняющимся тоном: – То есть я хочу сказать, что теперь это не так уж и ново.

Когда в конце дня, обзаведясь новой ногой, Тонтер прощался с хозяевами, то пообещал в следующий раз, если удастся, привезти Туанетту и весело двинулся в обратный путь. Хепсиба и Джимс вызвались