Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро

принять за достоверное число 2 100 000 заключенных в Китае, то на каждые 690 граждан придется один заключенный, или 0,15 % населения. Это сравнение показывает, что в первом случае число американских заключенных в шесть раз превышает китайских, а во втором – в четыре с половиной раза. Это может нести различные выводы, но, возможно, указывает на меньшее количество преступлений в Китае по сравнению с США, несмотря на строгость китайского правосудия.

Когда я рассказываю кому-то, что в Китае до сих пор не исчезла добрая традиция заботиться о родителях, особенно когда они становятся пожилыми, это всегда вызывает возгласы одобрения. Но не стоит полагать, что все обстоит так, как в прошлом, когда это была первая добродетель, которой учил Конфуций, а уважение к родителям, особенно пожилым, было естественным моральным долгом, называемым «сыновней почтительностью». Сегодня, в условиях современности и глубокого изменения нравов, «сыновняя почтительность» уже не является чем-то само собой разумеющимся.

Книга «Двадцать четыре примера сыновней почтительности» когда-то была классическим произведением, воспитывающим самые благородные чувства. Сегодня ни один ребенок не читает эту книгу, а большинство даже не подозревает о ее существовании. Но партия позаботилась об этом в законе 2013 года. Статья 18 закона «О защите прав и интересов пожилых людей» гласит, что «члены семьи, проживающие совместно с пожилыми людьми, обязаны ухаживать за ними или регулярно их навещать».

Некоторым это может показаться вмешательством политики в частную жизнь китайских граждан, одним из многочисленных примеров «ограничения свободы».

Однако, по моему мнению, это скорее напоминает приближение к «цивилизации», хотя коммунистическая партия, вероятно, стремится к социальному контролю. Поощрение почтительности к родителям может быть попыткой остановить падение нравов, которое начало распространяться, особенно среди молодежи, из-за роста благосостояния. Таким образом, это стало бы исправлением поведения, которое в долгосрочной перспективе может породить новые проблемы, такие как развитие индивидуализма (главного зла для «коммунистической морали») и одновременно нарушение социальной гармонии, которая также обеспечивается тем, что пожилые люди не будут страдать от одиночества или, что еще хуже, не окажутся запертыми в доме престарелых.

Я говорю о законе, который накладывает определенные ограничения. На деле, тех, кто его игнорирует, ожидает наказание. Помимо законов, которые в Китае присутствуют в изобилии и проникают во все аспекты жизни граждан, существует бесчисленное множество «правил», не закрепленных кодексами и не универсальных, но применимых к конкретным ситуациям и районам страны. Эти случаи часто освещаются в местных СМИ и, на мой взгляд, настолько абсурдны, что я когда-то думал собрать их в брошюру. Однако не стоит думать, что они воспринимаются легкомысленно или могут вызвать смех. Писатель Ю Хуа описывает подобные инциденты как «свидетельство высокомерия власти», или, проще говоря, как «желание сломать кого-то» или «извращенное бюрократическое мышление».

Среди физических требований для работы женщин в государственном учреждении в Хунане значится необходимость иметь «симметричную грудь»; в больницах Шэньчжэня от медсестер требовалась профессиональная улыбка, демонстрирующая «не менее восьми зубов»; полицейским патрулям в Харбине было приказано, что сотрудники с обхватом талии более 2,7 чи (90 см) должны были уйти в отставку; в Фуцзяни, где многие молодые люди пропускали обязательное школьное образование, власти ввели правило, согласно которому для заключения брака требовался аттестат об окончании восьми классов. Последнее предписание кажется мне особенно разумным и, безусловно, эффективным. И это все еще компромисс в «китайском стиле».

Сорок лет назад уже можно было предположить, что китайцы станут нацией путешественников. Даже в условиях крайне ограниченного транспортного сообщения, почти полного отсутствия мест для ночлега и всеобщей экономической нищеты любая историческая, архитектурная или живописная достопримечательность подвергалась нашествию армий туристов, пусть и очень бедных, но жаждущих увидеть мир. Они готовы были нести на спине немощных стариков и детей, с сумками, набитыми едой, и одеялами для холодных ночей, проведенных в хостелах, разбросанных в труднодоступных местах.

Главным пунктом назначения была, прежде всего, Великая Китайская стена. Миф об этом грандиозном сооружении длиной в шесть тысяч километров был заложен в самой ДНК этого упорного народа. Во время «Долгого марша» Мао сказал: «Мы не настоящие китайцы, если не дойдем до Великой стены».

В каком-то смысле это действительно так: в ней заключена истинная сущность китайского народа, это величайшее циклопическое творение, когда-либо задуманное и реализованное человечеством. По сути, это линия обороны от нашествий варваров-хунну, рубеж доверия китайской цивилизации. Римская империя также планировала возвести стену между своей цивилизацией, привнесенной в Британию, и варварскими землями на севере, отгородившись от воинственных шотландских племен каледонцев и пиктов. Стена Адриана, несмотря на свои скромные размеры, в чем-то напоминает Великую Китайскую стену, хотя бы по своим «политическим» замыслам.

Сегодня китайские туристы, путешествующие по стране и за рубежом, занимают первое место в мире как по численности, так и по расходам. Чтобы убедиться в этом, достаточно совершить поездку на Великую стену. Когда вам наконец удается взобраться на нее, преодолев очередь за билетами и людскую толкотню, стена исчезает, покрытая десятками тысяч черноволосых голов и разноцветных одеяний. Настоящий акробатический трюк – сделать фотографию, лучше тех открыток, которые толпы предприимчивых молодых людей продают по 10 юаней за пачку.

Во время одного из моих первых визитов в Бадалин весной 1977 года туристы шумно ждали своей очереди на вход в Великую Китайскую стену, словно выстроившиеся школьные группы. Руководители групп отдавали приказы и распоряжения с помощью квакающих мегафонов. Их было много на площади прибытия, но затем, поднявшись на Стену, они исчезали толпами, размахивая флагштоками и растворяясь в пространстве, превращаясь в маленьких черно-синих муравьев, рассеянных по извилистому каменному телу Стены.

Возвращаясь в Пекин, когда уже виднелись пригороды, я с ужасом осознал, что забыл одну из двух своих камер, Konica с объективом 55, широкоугольным, незаменимым в «горизонтальном» Китае.

– Где вы ее забыли? – настойчиво спрашивал расстроенный переводчик.

– На Стене, на карнизе возле первой башни на смотровой площадке, – именно там, где было больше всего людей. Меняя кадр, я достал из сумки Leica и положил Konica на выступ со стороны крепостной стены. Возвращаться не было смысла, время для визита истекло, и мы приехали бы уже после захода солнца. Оставалось только прислушаться к мудрым словам Фана, который с видимой болью повторял мне на своем китайском французском: Ah monsieur, quelle catastrophe![304]

На следующий день, вернувшись после посещения великолепных храмов Ароматных холмов, я открыл дверь спальни и ахнул, увидев на столе свою Konica. Рядом с ней лежала записка на английском языке: «Дорогой друг, пожалуйста, не забывайте свои вещи, а если забыли, то постарайтесь запомнить, где вы их оставили, чтобы мы могли вернуть их