28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

Май 1945 г.

Такую позицию советского командования подтвердил и сам маршал Конев американскому генералу Брэдли, когда они впервые встретились.

Это произошло на командном пункте Конева в 40 км северо-восточнее Трогау.

«Брэдли прибыл со свитой генералов и офицеров и огромным количеством корреспондентов и фоторепортеров, я бы даже сказал, с чрезмерным… В тот день, 5 мая 1945 года, встреча двух командующих – американского и советского – происходила в атмосфере прямодушия и откровенности…

Брэдли коротко пояснил, где и какие его части вышли на условленную линию соприкосновения с нами. Затем спросил меня, как мы намерены брать Прагу и не следует ли американцам помочь нам в этом деле… Я сказал Брэдли, что необходимости в такой помощи нет и что любое продвижение американских войск дальше к востоку к ранее обусловленной демаркационной линии может внести только путаницу, вызвав перемешивание войск, а это нежелательно, и просил этого не делать. Брэдли согласился со мной и сказал, что подчиненные ему войска будут и впредь соблюдать установленную линию соприкосновения».

Штеменко дополнял: «Кроме того, командующий фронтом знал, что немцы хитрят и, несомненно, используют продвижение американцев вперед, чтобы увести свои тылы и войска из-под ударов Красной армии в расположение союзников. Поэтому И. С. Конев, поблагодарив американцев за предложение, сослался на разграничительную линию и заверил Брэдли, что группировка гитлеровских войск будет разгромлена силами советских войск».

«После первых, официальных, тостов за столом возникла дружеская беседа, прерываемая… локальными тостами в честь представителей наших и американских штабов, командующих армиями, представителей различных родов войск, – продолжал рассказ Конев. – …Кончился обед, и я предложил Брэдли и его спутникам послушать концерт ансамбля песни и пляски 1-го Украинского фронта… Брэдли поблагодарил за концерт и после окончания объявил о решении правительства Соединенных Штатов наградить меня… высшим американским орденом. Он тут же вручил мне этот орден…

Я знал, что Брэдли собирается подарить мне на память “Виллис”, доставленный прямо из его ставки на самолете. Со своей стороны я тоже приготовил ему личный подарок: строевого коня, который следовал за мной всюду с лета 1943 года, когда я вступил в командование Степным фронтом. Это был красивый, хорошо выезженный донской жеребец. Я и подарил его со всей экипировкой генералу Брэдли».

На следующей встрече – в американском штабе – Конев вручит Брэдли орден Суворова. После чего долго будет объяснять американскому генералу, кто такой Суворов.

На Конева генерал Брэдли «как человек и как военный произвел… благоприятное впечатление. Уже немолодой – тогда, в мае сорок пятого, ему было около шестидесяти, – он был крепок, спокоен и выдержан; интересно и в основном верно анализировал ход событий… У меня сложилось впечатление: это воин в полном смысле слова, военачальник, достойно представлявший действовавшие в Европе американские войска. Импонировало и то, что в беседах со мной он не раз тепло отзывался о советском народе, армии».

Германское руководство во главе с президентом Дёницем продолжало свою стратегическую линию: сдаться на западе, стоять насмерть на востоке. Генерал-фельдмаршал Шёрнер подтверждал, что в приказе немецкой ставки от 5 мая «было предложено подчиненные мне войска отвести с боем к германской границе и там занять активную оборону против советских войск. Одновременно Дёниц и Кейтель окончательно открыли англичанам и американцам Западный фронт, перебросив все силы на восток. Оставшимся еще на Западе войскам предлагали без боя сдаться в плен англо-американцам и сдать им в сохранности вооружение и военные материалы». Все это Шёрнер вскоре расскажет советским следователям на допросе.

Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев вручает Омару Брэдли орден Суворова 1-й степени в немецком курортном городке Бад-Вильдунген

17 мая 1945 г.

© Георгий Хомзор ⁄ РИА Новости

Дни 5 и 6 мая были использованы немцами на то, чтобы переправлять через Эльбу многочисленных раненых и больных, в том числе и небоеспособные остатки 9-й армии, а также вольнонаемный состав.

О подробностях переговоров о капитуляции, которые шли в тот день в Реймсе, рассказывал Дуайт Эйзенхауэр: «5 мая в наш штаб прибыл представитель от адмирала Дёница. За день до этого мы получили извещение о его прибытии. В это же время нам сообщили, что немецкое правительство отдало приказ всем своим подводным лодкам вернуться в порты. Я сразу же сообщил обо всем этом советскому Верховному главному командованию и просил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Дёницем. Я информировал русских, что не приму никакую капитуляцию, если она не будет предусматривать одновременную капитуляцию повсюду. Советское Верховное главное командование назначило генерал-майора Суслопарова своим представителем».

Здесь нужно пояснение. Условия одновременной капитуляции Германии на обоих фронтах Эйзенхауэр действительно передал для согласования в Москву. Но вот только ответ от Антонова, который тот согласовывал со Сталиным, придет в ставку Эйзенхауэра уже после того, как капитуляция в Реймсе будет подписана. У генерала Суслопарова так и не окажется официальных полномочий.

«Фельдмаршал фон Кессельринг, командовавший немецкими войсками на Западном фронте, также прислал мне извещение с просьбой разрешить направить к нам своего уполномоченного, чтобы договориться о капитуляции, – продолжал Эйзенхауэр. – Поскольку права Кессельринга распространялись только на Запад, я ответил, что не буду вести никаких переговоров, если на них речь не пойдет обо всех немецких войсках на всех фронтах».

Кессельринг, не дождавшись приглашения своего представителя в Реймсе, принял решение о капитуляции в одностороннем порядке. 5 мая сложила оружие дислоцированная севернее Альп и подведомственная Кессельрингу группа армий «G».

В тот день немцы подписали несколько актов о капитуляции, локальных. В полтретьего дня на юге Германии, в Бальдгаме, сдались немецкие войска на пространстве от Богемских гор до верховьев реки Инн. Со стороны немцев акт подписывал генерал Герман Фёрч. Его американский коллега генерал Джейкоб Деверс разъяснил:

– Вы понимаете, что это безоговорочная капитуляция, а не перемирие.

– Уверяю вас, сэр, – ответил Фёрч, – у меня не осталось никаких сил, чтобы воспрепятствовать этому.

Около 16:30 свою подпись под актом о капитуляции поставил и генерал Бласковиц, командующий германскими войсками в Нидерландах. Капитуляцию приняли канадский генерал-лейтенант Чарльз Фоулкс и голландский принц Бернард.

Дёниц и его эмиссары, как рассказывал Эйзенхауэр, по-прежнему использовали тактику проволочек. «Когда 5 мая в Реймс прибыл адмирал Фридебург, он заявил, что хотел бы уяснить ряд вопросов. С нашей стороны переговоры вел начальник штаба генерал Смит. Он заявил Фридебургу, что нет смысла что-либо обсуждать, что наша задача сводится просто к принятию безоговорочной капитуляции. Фридебург возражал, заявив, что не имеет полномочий на подписание такого документа. Ему было разрешено передать по радио