Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

теперь совершенно выбилась из сил, но сидела идеально прямо. Хансиро позаботился о молодой женщине, отыскав ей место у самого борта парома. Здесь ничто не мешало Кошечке любоваться морским пейзажем, вдыхая свежий солоноватый воздух. Сам воин расположился рядом с молодой женщиной, из-за тесноты плотно прижавшись к ее боку. От сильного мужского тела исходило тепло. Грудь воина равномерно вздымалась и опадала.

Солнце исчезло за горами, которые, словно застывшие волны, темнели на фоне пылающего ровными красками неба. В пронизанном желтыми лучами пространстве едва угадывался тонкий серпик луны.

Пассажиры, плотно перекусив, уселись поудобнее, готовясь к долгому пути. Некоторые задремали, опустив головы на плечи соседей. Касанэ тоже спала, запрокинув лицо и чуть приоткрыв рот. Кошечка моргала и щипала себя за руку, чтобы не уснуть. Она ужасно боялась сделать во сне что-нибудь вульгарное — разинуть рот, или захрапеть, или пустить из уголка рта струйку слюны.

Кошечка знала, что им предстоит долгий путь. Моряки из команды парома развели костры в металлических ведрах, развесив эти опознавательные огни вдоль бортов. В черной воде залива зажглись светлые точки — холодные огоньки светящихся креветок, а ее поверхность засияла отблесками костров. Кошечка задремала, и покачивание парома унесло ее в прошлое — к тем вечерним лодочным прогулкам, которыми она наслаждалась в обществе своей матери в Ако.

— Это фонари бога-дракона, — услышала она приглушенный голос княгини и потерлась щекой о рукава ее тяжелого плаща из шелковой парчи.

— Души воинов, служивших роду Тайра. — Голос Хансиро в темноте казался далеким и гулким.

— Где? — Беглянка выпрямилась и несколько раз глубоко вдохнула холодный сырой воздух. В лодке стояла полная тишина нарушаемая только поскрипыванием руля. На фоне звездного неба выделялись темные силуэты спящих пассажиров.

— Там. — Хансиро наклонился и указал на огни, двигавшиеся вдали, среди белесых пластин тумана.

— Это всего лишь рыбачьи лодки.

— Вы уверены?

— Если я убежден, что действительность не является действительностью, как мне согласиться с тем, что сны — это действительно сны? — прочла Кошечка стихотворение монаха поэта Сайге. — Или что духи — это духи? Или что лодки — это лодки? — добавила она.

— Облака на закате — знамена морского бога, — вспомнил Хансиро строку из другого стихотворения монаха.

Кошечка уже спала. Она что-то пробормотала во сне — то ли вздохнула, то ли простонала. Возможно, она хотела показать, что узнала стихотворение. Голова молодой женщины откинулась и легла на плечо Хансиро. Рука ронина из Тосы дрожала, когда он укутывал Кошечку краем своего плаща. Воин осторожно прижался щекой к блестящим ароматным волосам. «Облака в час заката…» — эти строки вспыхнули в его мозгу, и Хансиро внезапно почувствовал, как ему близок тот безымянный поэт, который уже пятьсот лет назад терзался муками неразделенной любви.

Облака в час заката

Встали в ряд, как знамена,

И я думаю о том,

Что значит любить ту,

Что живет вне моего мира.

ГЛАВА 61

Умелый ястреб

Этого ронина Хансиро заметил, как только сошел с парома в Кувано. Мужчина походил на одного из тех странствующих воинов, что нанимаются в телохранители к богатым торговцам. Одет он был в короткую синюю куртку труженика, через дыры которой проглядывала ватная подкладка, и в поношенный плащ с рисунком из черных и зеленых полос. Голову вызывающего подозрения ронина облегала синяя хлопчатобумажная повязка, завязанная под подбородком. Надписи на повязке Хансиро не смог различить, но решил, что это реклама какой-нибудь гостиницы или лавки.

Телохранитель сидел на обернутом соломой бочонке сакэ, лениво подпирая спиной штабель из-под рыбы. Он перебросил одну ногу через колено другой, гэта свалились с его босых ступней и держались только на узлах, зажатых между давно не мытыми пальцами. Планки, игравшие роль каблуков гэта, совсем стерлись. Судя по всему, ронин любовался отражением звезд в воде залива, отрешенно ковыряясь в ухе длинной бамбуковой палочкой.

— Его надо остерегаться, — пробормотал Хансиро. «Этот провел тысячу лет в море и тысячу в горах», — подумал он.

— М-м… — Кошечка тоже заметила опасного воина. Чувствовалось, что этот человек стоит большего, чем говорил его внешний вид.

— Вы утверждаете, что Кира нанял для погони за мной одних подонков.

— Псы и соколы одинаково служат тому, кто их кормит, отозвался Хансиро и протянул руку Касанэ. Дочь рыбака вскинула на плечо шест с поклажей и, поддерживаемая сильной рукой, сошла на берег по откидному борту парома, который играл роль сходни. Оказавшись на суше, девушка застенчиво улыбнулась Хансиро в знак благодарности. Насколько скованно и официально Хансиро вел себя с Кошечкой, настолько свободно он держался с ее служанкой. Касанэ была просто очарована им.

— Возможно, этот человек — последняя лисья уловка Киры, — сказал Хансиро.

— Кто? — спросила дочь рыбака, встревоженно оглядываясь вокруг.

— Не смотри в ту сторону, — одернула крестьянку Кошечка, делая вид, что проверяет, хорошо ли уложены вещи. — Тоса считает, что ронин, сидящий на бочке сакэ, — опасен.

— Он сейчас нападет на нас? — спросила Касанэ.

— Нет. — Хансиро вскинул на плечо свой узел. — Он из тех чистоплюев, которым неохота возиться с официальными бумагами. Этот красавец подстережет нас где-нибудь на перекрестке в безлюдном месте.

— Как вы считаете, Тоса, сколько их здесь еще? — Кошечка словно из праздного любопытства осмотрела причал.

— Он один.

— Почему вы так думаете?

— Я на его месте не взял бы с собой никого: когда корабль ведут слишком много моряков, он налетает на скалу.

— В таком случае не отведать ли нам знаменитых ракушек Кувано? — Кошечка, дернув плечом, зашагала по усеянному мусором берегу к ярко освещенным лавкам, которые были обращены фасадами к заливу по другую сторону широкой приливной полосы. — Я проголодалась.

Набережную Кувано заполняли люди. Здесь ярко горели большие круглые фонари и развевались на ветру флаги. Ставни чайных лавок и ларьков с мелочами на память были широко распахнуты. Владельцы торговых заведений наперебой предлагали свои услуги пассажирам, сходившим с поздних паромов. Но большинство прибывших морем паломников предпочитало найти местечко для совершения действия, обратного процессу насыщения.

— Ученик всегда идет на три шага позади учителя, — напомнил Хансиро Кошечке, догнав ее. Дочь князя Асано бросила на спутника сердитый взгляд, но замедлила шаг и пропустила ронина из Тосы вперед.

— Ты не устал, Хатибэй? — спросила она у Касанэ.

— Нет, молодой хозяин. — Касанэ поняла смысл вопроса: Кошечка старалась прежде, чем остановиться на ночлег, пройти еще несколько ри. — Я выспался на пароме.

— Мы можем, освещая путь фонарями, добраться до Ёкаити. Здесь все равно все гостиницы забиты.

— Как пожелаете, — Хансиро понимал нетерпение Кошечки: до Киото оставалось всего двадцать шесть ри.

Хансиро осмотрел