28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

Когда о капитуляции в Реймсе узнал Сталин, мне не известно. Подробности о том, что в тот день происходило в Москве – в Генштабе и в Кремле – находим у Сергея Матвеевича Штеменко. «Когда извещение о событиях в Реймсе (капитуляция) было получено, А. И. Антонов пригласил меня к себе и приказал составить проект директивы Ставки по поводу капитуляции. Он пододвинул мне какой-то документ и сказал только: познакомьтесь. В руках моих было письмо, только что присланное Антонову Дином – главой военной миссии США:

“…Сегодня после полудня я получил от президента срочное послание, в котором он просит, чтобы маршал Сталин дал свое согласие объявить о капитуляции Германии сегодня в 19:00 по московскому времени. Мы получили через Наркоминдел ответ, что это невозможно сделать, потому что Советское правительство все еще не получило от своих представителей при штабе Эйзенхауэра данных о капитуляции Германии. Я информировал об этом президента Трумэна и получил ответ, что он не сделает официального сообщения до 9 часов утра по вашингтонскому времени, или 16:00 по московскому, если маршал Сталин не выразит свое согласие на более ранний час…”

Я вопросительно посмотрел на А. И. Антонова.

– Союзники нажимают на нас, – пояснил он. – Хотят, чтобы весь мир узнал о капитуляции немецко-фашистских войск перед ними, а не перед СССР…»

Понятно, что Сталин был совершенно не в восторге от реймской капитуляции и той роли, которую при ее подписании была отведена Советскому Союзу. Верховный резко выговорил Главному маршалу артиллерии Николаю Николаевичу Воронову за действия его подчиненного Суслопарова, который «осмелился без ведома и разрешения Советского правительства подписать документ столь огромного международного значения». Сталин также был недоволен, что капитуляцию подписали в заштатном Реймсе, а не в поверженной столице рейха – Берлине. И он не видел оснований для того, чтобы спешить с объявлением о Победе.

Тем более что советские войска продолжали боевые действия в Чехословакии, а сохранявшиеся германские части в Прибалтике и не думали капитулировать.

Подписание соглашения в Реймсе мало повлияло на поведение группы армий «Центр» Шёрнера. У маршала Конева читаем: «Сражение шло всю ночь и продолжалось утром… Темп продвижения достиг в тот день 45 км. Особенно успешно наступала армия Пухова, настолько успешно, что взаимодействовавшие с нею танкисты Лелюшенко, продвигаясь через горы и леса, так и не смогли оторваться от пехоты Пухова-

Погода теперь более благоприятствовала нам, чем накануне. Правда, земля еще не просохла, но небо было чистым, и авиация уже работала вовсю…

В тот день штаб группы армий “Центр” разработал план постепенного отхода войск в Западную Чехословакию и Северную Австрию, навстречу американцам. Оказывается, Кейтель, подписав в этот день в штабе Эйзенхауэра предварительную капитуляцию, тотчас же направил генерал-фельдмаршалу Шёрнеру приказ за своей подписью о прекращении боевых действий. Однако Шёрнер отказался выполнить это требование и начал отвод войск на запад».

Небольшое пояснение и уточнение. Капитуляцию подписал все-таки Йодль, а не Кейтель. Однако Кейтель действительно направил Шёрнеру приказ о прекращении боевых действий, который действовал на фоне распоряжения Дёница об отходе немецко-фашистских войск с Восточного фронта с целью сдаться в плен англо-американцам. В самой Германии бежала на запад 12-я армия с примкнувшими остатками 9-й армии. Фон Типпельскирх писал: «7 мая переправы были освобождены для переброски последних ведущих бой частей, и в тот же вечер армия полностью оказалась на западном берегу Эльбы. Снова удалось спасти примерно 100 тысяч человек от русского плена».

Шёрнер же продолжал держать Восточный фронт. В приказе, отданном 7 мая, он писал: «Неприятельская пропаганда распространяет ложные слухи о капитуляции Германии перед союзниками. Предупреждаю войска, что война против Советского Союза будет продолжаться».

Утром 7 мая в соответствии с общим планом советской Ставки перешли в наступление войска 2-го Украинского фронта под командованием маршала Малиновского, двигавшиеся на Прагу в обход ее с юго-востока. Одновременно войска 4-го Украинского фронта Еременко неуклонно продолжали продвигаться с востока.

Фридебург и Йодль меж тем возвратились в Мюрвик из штаба Эйзенхауэра. Дёниц – невинная овечка – делал вид, что только в тот день узнал о нацистских зверствах: «Фридебург привез с собой номер американской военной газеты, в которой были фотографии, сделанные в немецком концлагере в Бухенвальде. И хотя мы могли сделать скидку на то, что разрушение коммуникаций и повсеместное нарушение снабжения в последние недели войны могло несколько ухудшить положение в подобных лагерях, нельзя было не признать: ничего и никогда не могло послужить оправданием того, что мы увидели на этих фотографиях. Фридебург и я были потрясены. Мы и вообразить не могли ничего подобного…

А фон Крозиг считал, что, хотя противник наверняка выставит нас не в лучшем свете перед народом, мы обязаны остаться. Президент рейха и его временное правительство, говорил он, олицетворяют единство рейха. Безоговорочная капитуляция распространяется только на вооруженные силы. Немецкое государство не прекратило своего существования. И то, что у меня нет возможности осуществлять практическую власть в стране, не меняет того факта, что я являюсь главой государства. Это признал и противник, настаивая на даче полномочий представителям вооруженных сил, подписавшим акт о капитуляции».

Танки Т-34-85 63-й гвардейской Челябинской танковой бригады во время марш-броска на Прагу

Май 1945 г

Кое-что о том дне Дёниц написать «забыл». Но адмирал Кузнецов напомнил: «7 мая последовал приказ Дёница всем кораблям и судам в Балтийском море покинуть порты и базы, которым угрожали советские войска, до ноля часов 9 мая. А за эти два дня фашистское командование должно было форсировать эвакуацию войск и населения в зону оккупации англичан; суда и плавучие средства, по каким-то причинам не имевшие возможности перейти в западные порты, предлагалось уничтожить».

Когда Смит и Йодль подписывали акт о капитуляции, Уинстон Черчилль спал. Под утро эту новость Эйзенхауэр сам сообщил в Лондон – секретарю Комитета обороны империи Гастингсу Лайонелу Исмею. Он же первый барон Исмей, который станет первым Генеральным секретарем НАТО. Исмей тут же перезвонил секретарю премьер-министра Джону Мартину на Даунинг-стрит, 10. Мартин решил не будить Черчилля, а сообщить новость, как только тот проснется. Он проснулся, новость доложил капитан Пим.

– Пять лет, – воскликнул Черчилль, – Вы приносили мне плохие новости, а порой и совсем плохие. Наконец-то Вы исправились.

Британский премьер развил кипучую активность. Война закончилась для Англии, но не для него. Он дал директиву Александеру продолжить движение его войск в Италии – на восток от Триеста и на юг в Истрию. «Дайте мне знать, что Вы делаете для наращивания сил