Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

Для юных читателей был Landser, еженедельный журнал, основанный в 1957 году и наполненный боевыми действиями, военными хитростями и краткими биографиями смельчаков с Железным крестом. В киосках он продавался за 60 пфеннигов, причем его тираж достигал примерно полумиллиона экземпляров в месяц и даже в 1970-е годы составлял четверть миллиона экземпляров. Лишь на короткое время, в 1959 и 1960 годах, несколько номеров были запрещены как опасные для молодежи24. Журнал превратил Вторую мировую войну в серийное приключение, рассказанное с точки зрения рядового солдата (Landser). Читая эти истории сейчас, иногда приходится напоминать себе, что немецкая армия эту войну в действительности проиграла. И именно в этом заключалась транслируемая точка зрения: Гитлер проиграл войну, однако немецкий солдат сражался доблестно и даже в военном поражении оказался моральным победителем. В отличие от “трусливых” партизан, которые полагались на засады, немецкие солдаты были “настоящими мужчинами” (ganze Kerle), которые противостояли врагу. Они боролись упорно, но всегда чисто и честно. Это были “бойцы, которые преодолели себя, потому что знали, что им предстоит выполнить свой долг”. Например, в рассказе об обороне Бреста в Бретани в 1944 году вымышленный десантник Болле подкрадывается к двум американцам. Он ненадолго задумывается о том, чтобы бросить в них ручную гранату, прежде чем “покачать головой с отвращением. Это было бы убийство, откровенное убийство, мой дорогой Болле, и ужасное свинство [grenzenlose Schweinerei]! Убивать безобидных солдат во сне. Французские партизаны могли бы это сделать. Но он, Хэншен Болле, был десантником!”25

Результатом всего этого стало то, что израильский писатель Амос Илон после своего путешествия по Германии в 1965 году назвал “моральной шизофренией”. Публично война осуждалась как плохая война, но, когда о ней говорили отдельные люди, она превращалась ими в их личную хорошую войну. Немцы начали узнавать о холокосте, но цеплялись за память о своем героическом отце или деде. Именно миф о “чистой” армии предотвратил перетекание одного в другое и объясняет ту яростную реакцию, которую еще в 1995 году вызвала передвижная выставка, где преступления вермахта были выставлены на всеобщее обозрение26.

Однако и у непримиримости старых солдат были свои пределы. Изменчивая судьба репутации фельдмаршала Альберта Кессельринга является тому хорошей иллюстрацией. Кессельринг был командующим группой армий “С” в Италии. В 1947 году британский военный суд приговорил его к смертной казни за то, что он допустил казнь заложников и приказал не проявлять сдержанности в борьбе с партизанами, в том числе с женщинами и детьми. В следующем году приговор был заменен пожизненным заключением. Кессельринг был одним из “так называемых военных преступников”, которых ветераны хотели видеть на свободе. Люди вызывались отбыть наказание вместо него и провести Рождество в его камере. Фельдмаршал использовал разбирательства в суде и за его пределами, чтобы изобразить себя невиновным образцовым офицером. По его словам, у него был “долг” бороться с обвинениями не только для того, чтобы восстановить свою честь, но и для того, чтобы защитить “высокий моральный дух” всех немецких солдат и доказать “скорбящим матерям, женщинам и детям, что жертва их любимых не была напрасной”; “…возможно, это также облегчит международное взаимопонимание”, – добавлял он дипломатично27. В 1952 году Кессельринг был досрочно освобожден по состоянию здоровья. Он вышел из тюрьмы популярным героем и сразу стал почетным президентом трех ветеранских ассоциаций, включая Stahlhelm. В декабре того же года Аденауэр принял его, чтобы обсудить положение оставшихся заключенных.

Апофеоз был недолгим. Мемуары Кессельринга 1953 года и последующие выступления вызвали серьезный общественный резонанс. Фельдмаршал имел наглость сказать итальянцам, что вместо того, чтобы преследовать его за военные преступления, им следует поставить ему памятник за спасение Рима. В широко растиражированном интервью Би-би-си он объяснил, что при лучшей подготовке вторжение в Англию увенчалось бы успехом и означало бы более короткую войну для всех. Антибольшевизм – это одно, но с предложением Западной Германии вернуть на службу ветеранов СС – “лучшую кровь Германии” – Кессельринг зашел слишком далеко. “Могло бы, могло бы, могло бы”, – озаглавила одна из газет статью о противоречащем фактам взгляде на войну, выраженном Кессельрингом, который не смог понять, что война всегда была идеологической, а не обычной. Даже газеты, восхвалявшие военный талант фельдмаршала, сочли, что его вымысел об аполитичном солдате невозможно переварить. Фантазия Кессельринга о том, что “окончательная победа” (Endsieg) могла быть возможна, игнорировала многочисленные бессмысленные смерти немецких солдат. Газеты хотели знать, почему он продолжал подчиняться Гитлеру до конца. Где была его совесть и забота о подчиненных? Фон Зейдлиц проявил “истинную добродетель”, когда выступил против Фридриха II. У Кессельринга ее не было, и поэтому он был не способен защитить западную цивилизацию от тоталитарной угрозы. Политики дистанцировались от фельдмаршала, в том числе это сделали даже ярые сторонники перевооружения, такие как грубоватый баварский союзник Аденауэра Франц Йозеф Штраус, который вскоре стал его министром обороны; Штраусу посчастливилось избежать ада Сталинграда, когда его отправили домой с обморожением обеих ног. “Никогда больше, – сказал Штраус партийным делегатам, – такие люди, как он [Кессельринг], не будут находиться у власти”. Если бы все они следовали приказам в те дни, сказал Штраус, гораздо больше людей погибло бы напрасно. Он призвал фельдмаршала, который поддерживал “коричневых негодяев”, проявить некоторое раскаяние.

Выступление Кессельринга в качестве свидетеля на нескольких судебных процессах по делам о преступлениях “завершающей фазы” разрушило то, что осталось от его ауры военачальника. Кессельринг защищал офицеров, которые вешали “дезертиров” и казнили мирных жителей за отказ взорвать их деревню в апреле 1945 года. По его словам, офицеры действовали “обдуманно”. Сопротивление до последнего человека было оправданным. Это вызвало поток гневных писем. Председатель ассоциации инвалидов войны посоветовал Кессельрингу проявить хоть немного уважения в свете таких “ужасающих убийств”. Другой ветеран предлагал фельдмаршалу просто заткнуться, учитывая, какую он нес “огромную ответственность за этот преступный период”28.

Одним из людей, которых защищал Кессельринг, был генерал Шёрнер (“кровавый Фердинанд”); на заключительном этапе войны он приказал казнить несколько человек и был приговорен к четырем годам тюремного заключения за убийство второй степени. Шёрнер был среди последних 10 тысяч военнопленных, вернувшихся из Советского Союза в 1955 году. Их возвращение на родину добавило новое измерение моральному перевооружению нации. Для Аденауэра, поехавшего в Москву вести переговоры об их освобождении, это был триумф. Для семей и общества в целом это означало встречу лицом к лицу с военными преступниками и нераскаявшимися милитаристами, с одной стороны, и сломленными людьми – с другой. Ни то, ни другое не