Белая вежа, черный ураган - Николай Андреевич Черкашин

ударило, как поленом по колену – просто подкосило. Еще вчера кадровики намекали на генеральское звание к ноябрьским праздникам, теперь хрен вам, а не генеральские ромбы. Честно говоря, Васильцов их вовсе и не вожделел. Присвоят – хорошо, нет – и в полковниках послужим. Главное, чтобы в душу не лезли, а генеральские ромбы да звезды от арестов не спасают.

С раннего утра, еще до прихода всяких «просителей», Васильцов толковал с начальником Особого отдела.

Дивизионный «особист», контрразведчик с армейскими петлицами подполковника, что соответствовало внутриведомственному званию «капитан», бритоголовый, всегда веселый пермяк Фанифатов, был весьма хмур: он тоже ждал «пилюль» от своего начальства. Припомнят Минск и прокол в польском генконсульстве. Кстати, о генконсульстве. Неужели тот тип, что успел сжечь бумаги, оказался в их дивизии?! Но это был явно он! Фанифатов понял это, когда узнал фамилию дезертира: Пиотровский. Как куратор генконсульства он помнил список всех сотрудников. Там тоже был Пиотровский. Однофамилец? А столь явное портретное сходство? Но если это он, тогда это слишком серьезно, чем обычное дезертирство. Тогда он явно на кого-то работал. На кого? «Двуйки» нет… Остаются немцы, «абвер»… Не один офицер польской «двуйки» продолжил свою разведработу в ведомстве адмирала Канариса. Кто-то работал за страх и рейхсмарки, кого-то использовали «втемную»… Причины разные, результат один – враг, профессионально обученный, натасканный враг.

Капитан Фанифатов уже опросил командира взвода, сослуживцев Пиотровского, политрука роты охраны и установил, что:

– Младший сержант Пиотровский Станислав Стефанович, 1917 года рождения, уроженец города Волчин, призван по воинской повинности в весной 1940 года Высоко-Литовским военкоматом. Прошел обучение в военном центре Обузь Лесна. Оттуда его распределили в 49-ю. Неженат, гражданская профессия – искусствовед. Отец поляк, мать немка, братьев и сестер не имеет.

Под тюфяком койки нашли личное письмо из Сморгони. Писала, судя по всему, бывшая одноклассница, с которой Пиотровский флиртовал еще в последнем классе гимназии, а потом оба разъехались по разным городам. На конверте был оставлен обратный адрес с именем – Гелена Которская. Хоть какая-то зацепка!

– Мои помощники будут работать в городе. А я смотаюсь в Сморгонь, поговорю с его пассией. Чует мое сердце, что он туда подался… Хотя, судя по всему, воробей тертый…

Первым делом перекрыли все дороги к границе и предупредили погранзаставы о возможном переходе вооруженного нарушителя. Сослуживцев Пиотровского, всю роту, подняли в ружье и отправили прочесывать южные кварталы Пущи.

Лейтенант Черкашин шагал в рядах своей цепи, вглядываясь, как и все, в непроглядную зелень чащи. А что, как пальнет с дуру или с испуга? Но узбеки и киргизы вели себя очень осторожно. Многие из них впервые видели настоящий лес, как впервые видели и многое другое, что украшало здешнюю землю.

Капитан госбезопасности Фанифатов взял с собой контр-разведчика 15-го стрелкового полка лейтенанта Хромова, отправился на служебной «эмке» в Сморгонь. По карте выходило 400 километров, ехать часов шесть. Фанифатов надеялся, что гимназическая подруга Пиотровского вольно или невольно наведет на след дезертира. Они выехали в полдень, миновали Лиду, а к вечеру уже въезжали в небольшой городок с высоким костелом и широкими торговыми рядами. Хата Которских стояла на окраине местечка против входа на польское кладбище – старый, но все еще крепкий, хорошо срубленный дом под добротной крышей из листового железа. Рыжий пес, гремя цепью, облаял нежданных гостей. На крыльцо вышел хозяин, видимо, отец беглеца, нестарый еще дядька в старых кавалерийских бриджах и в засаленном жилете поверх льняной рубахи. Он вгляделся в приезжих и, предчувствуя недоброе, провел их в хату.

Фанифатов прятал петлицы под дорожным плащом (в нем было безопаснее передвигаться по чужой земле, еще только вчера бывшей враждебным государством). Он вообще избегал «светить шпалами» в служебных поездках. Отец Пиотровского, Стефан Казимирович, хотел было прогнать из «залы» жену – худенькую женщину в фартуке, с весьма встревоженными глазами, но Фанифатов сделал знак – садитесь к столу все вместе.

– Может, молочка принести? – спросила мать. – Чи чай поставить?

– Чи чай! – усмехнулся Фанифатов. Надо было разрядить обстановку. Пока Анна Бенедиктовна ставила чайник, лейтенант Хромов достал из полевой сумки плитку шоколада. Она оказалась весьма кстати. Не дожидаясь чая, Фанифатов сразу перешел к делу:

– Стефан Казимирович, ваш сын совершил воинское преступление – сбежал из части. Ему грозят серьезные неприятности, если мы вовремя не вернем его в роту. Помогите нам найти его!

Пиотровский-старший изменился в лице.

– Дык как это? … Таки примерны хлопец завсегда был… Шо ён наробил такого?

– Ничего не наробил, просто незаконно оставил свою часть. А это подсудное дело. Если вовремя вернем, обойдемся без суда. Отсидит пару суток на «губе».

– Дык як жешь…

Жена рассердилась:

– Ну чего «задыкал»?! Надо ж Гриню знайти! До нас он не приде. Шо ему тут робить?! Ён хутчей до своей коханки прыйдзе!

– А коханка его где живет?

– Да в Крево. Тут километров двадцать от Сморгони. Крыся ее зовут. Крыся – Кристина по-нашему.

– Да, скорее всего, к ней он и пожалует… – задумчиво изрек Фанифатов. – Адрес ее есть?

– Адреса нема, да она на шаше каля замка живет. Там ее все знают. Она краму бакалейную держит. Сейчас, при новой власти, не знаю. А раньше батька ей свою краму, лавку, по-нашему, передал…

– Где живет? На шаше? – переспросил Фанифатов. – На какой шаше?

– Ну да. По-российски так шоссейка будет.

– Ясно! Спасибо за чай и за подсказку. А если он все-таки объявится – поговорите с ним, чтоб вернулся. Или знак дайте через участкового. Мы его предупредим.

– А добрачки! Ах, Гриня, Гриня, якой шкоды наробил!

Поговорив с местным «полициянтом», как назвала его Анна Бенедиктовна, то есть участковым милиционером, Фанифатов направил машину в Крево, благо ехать в это забытое Богом и людьми местечко было и в самом деле недалече. Некогда княжеская резиденция, а ныне заштатный городок с руинами разрушенного в Первую мировую крепостью, Крево производил тягостное впечатление. У Фанифатова на душе и без того было нелегко, и, прежде чем искать бакалейную лавку Крыси, он притормозил у корчмы, где купил бутылку местной «зубровки».

– Коко с соком, – пояснил он Хромову. – Примем на ночь от устатку и душевных смут. – Лейтенант охотно кивнул. – А где у вас тут бакалейная крама? – спросил Фанифатов у деда-продавца. – Закуси бы прикупить…

– Закуску лепш у нас узяць. Бо крама закрыта.

– Поздний час?

– Не. Хозяйка в Сибирь уехала.

– Понятно. Ну, тогда покажи, что у тебя за закусь.

Дед принес свежей редиски, подкопченное сало, хлеб и пучок зеленого лука. Денег не взял.

– Так берите! Гроши не треба. На здраве!

– Ну и тебе, батя, не хворать! Спасибо. А скажи нам, где здесь переночевать можно? Гостиница в местечке есть?

– Готеля няма. Але можна спынится в тым доме, дзе крама была. Там сястра хозяйки жыве. З ёй дамовицеся. Ее Стася зовут.

В машине провели короткое совещание.

– Заночуем в Крево, – сказал Фанифатов. – На ночь глядя в Высокое не поедем. Места тут веселые…

– Это точно! Если Пиотровский двинул в эти края, как раз завтра к утру и появится.

– Не появится. Делать ему здесь нечего. Крыся уехала. Да и вряд ли бы он здесь появился. Слишком много знакомых. Полагаю, он к аковцам ушел. Потому и винтовку взял.

– Ну, тогда пропадай моя телега…

– Его телега… Плохо кончит. Поедем посмотрим, где краля его жила.

Бакалейная лавка приметно