Большой пожар - Владимир Маркович Санин

В нескольких шагах от нас высилась бетонная громада высотки. С самого верха, из ресторана, доносилась музыка, откуда-то слышался женский смех, веселые голоса; даже не верилось, что шесть лет назад здесь был ад. Я вспоминала свое, вживалась в обстановку, и меня охватывало волнение. Да и все вдруг посерьезнели, даже Дима.

Клевцов взял штурмовку и подошел к высотке:

– Начинал я, за мной поднимались Юра Кожухов и Володька. На первых четырех лоджиях никого не оказалось, забрасываю штурмовку на пятую – это считая от крыши кинотеатра, а от земли двенадцатый этаж высотки… Значит, забрасываю – и слышу детские голоса. Дети!

2. Сережа Кудрявцев и тетя Шура

Удивительно переплетаются человеческие судьбы! Жили-были на свете два человека, самые обычные и простые, попроси их рассказать о своей жизни – пяти минут хватит. И вдруг волею случая дороги этих людей пересеклись, и возникло такое, чего простым и обычным никак не назовешь. Как два неприметных, заурядных с виду камня: лежат себе годами и внимания на них никто не обращает, а возьмешь, ударишь один о другой – искры!

Ну, понятно, тысячу раз в романах было, в пьесах и поэмах, когда встречаются юные или даже не очень юные Ромео и Джульетта: ток из рук, любовь с первого или второго взгляда и все последующее. Тут уже не просто искры, а пламя бывает, всепоглощающий огонь! Но наша история развивалась совсем по-иному, да и не могла иначе, потому что Сереже Кудрявцеву было тогда чуть за двадцать, полгода как из армии пришел, а тете Шуре шестьдесят с хвостиком; и то, что эти одинокие души потянулись друг к другу, в романтические схемы никак не укладывается.

Началось с того, что весенним вечером вез таксист пассажиров, мужа и жену, которые куда-то сильно опаздывали, всю дорогу переругивались и подгоняли водителя, намекая на чаевые. И тут, проезжая пустынным переулком, водитель увидел, что с тротуара пытается встать пожилая женщина. «Гони! – протестовали пассажиры. – Пьяная, наверное!» Но водитель уже остановил машину, вышел, помог женщине встать и довел ее до крыльца. «Что с тобой, мамаша?» – «Оступилась, сыночек, езжай, спасибо тебе, дождусь кого-нибудь». – «А далеко тебе?» – «Далеко, из гостей я, ты езжай, видишь, волнуются…»

Может, водитель так бы и поступил, если бы не увидел, что лицо женщины исказилось от боли. Ничего не говоря, подхватил ее на руки, понес в машину и стал осторожно устраивать на переднее сиденье. Пассажирам бы выразить свое сочувствие или, на худой конец, смолчать, а они подняли крик: «Не имеешь права! Опаздываем! На подсадку берешь без разрешения! За длинным рублем гоняешься!»

– Ну и сволочи, думаю, – рассказывал мне Сережа, – и носит ведь земля таких. А ну, ору, вылезайте из машины, пока не вышвырнул! – И, улыбаясь, закончил: – Пошумели, но вылезли, портрет-то у меня разбойничий…

А для незнакомого с ним человека Сережа и в самом деле выглядит страшновато: нос у него перебит, еще с детства.

Привез Сережа тетю Шуру в домик на окраине, помог войти и собрался было уходить, но она уговорила его поставить чай и угоститься на дорогу пирожками. За чаем разговорились, и каждый рассказал за пять минут о своей жизни: тетя Шура о погибшем на войне муже и тогда еще, в войну, умершей от скарлатины дочке, Сережа – о безрадостном сиротском детстве, о шоферской службе в армии и общежитии, где сейчас живет. Уехал, ночью работы было мало, а под утро спохватился, что не подумал врача к тете Шуре вызвать, оставил одну в доме, беспомощную. Адреса он не записал, но цепкая шоферская память привела его к этому дому: позвонил в поликлинику, вызвал врача, поставил чай, накормил…

– И она меня не отпускает, и сам я чувствую, что уходить не хочу, – рассказывал Сережа. – Матери-то я не помню…

Ушел, потом снова проведать пришел, снова и снова, а потом перевез из общежития свой чемоданчик и живет в том домике по сей день, скоро уже семь лет. Так обрела тетя Шура любящего сына, а он – мать. Когда я у них бываю, то отдыхаю душой: нужно видеть, как они заботятся друг о друге, смотрят друг на друга – будто снова боятся затеряться в этом огромном мире. Видела я любящих сыновей, но такого, как Сережа, – никогда.

А пассажиры, которых он высадил из машины, оказались людьми злопамятными. Через сутки Сережу вызвал директор таксопарка:

– Брал на подсадку женщину без разрешения пассажиров?

– Брал. Она…

– Пассажиров высадил?

– Да. Они…

– Крыл их, грозился силу применить?

– Да, потому что…

– Зайдешь после смены, распишешься за строгач. На первый раз лишаю премии, а в следующий…

– А я ему говорю, что не распишусь, если не выслушаете, – рассказывал Сережа. – Ладно, махнул, давай, только по-быстрому. Ну, выслушал, подумал, вызвал секретаршу: «Приказ насчет Кудрявцева напечатала? Порви и брось в корзину». И мне: «Работай, Серега, я этим склочникам сообщу, что меры приняты. Но имей в виду: в следующий раз…» Справедливый человек, правда?

Ни директор, ни Сережа и думать не думали, что «следующий раз» наступит очень скоро!

Когда они стали жить под одной крышей, Сережа начал уговаривать тетю Шуру уходить со службы, а она никак не решалась. Вот женится Сережа, появится внучек – другое дело, тогда и дня на работе не останется. А на то, что внучек рано или поздно появится, она очень надеялась: Настя, горничная с 15-го этажа, с которой она познакомила Сережу, все чаще поглядывала на нее с тревожным любопытством будущей невестки.

В ту пору я и познакомилась с ними; по договору с таксопарком Сережа был на неделю прикреплен к музею, разъезжал со мной и перевозил экспонаты; слово за слово мы разговорились, и он рассказал мне всю эту историю. Я не раз забегала к тете Шуре на 12-й этаж, где она работала в бельевой, радовалась ее спокойному счастью, с появлением Насти напрашивалась на свадьбу – и от всей души желала удачи этим славным людям.

Несмотря на свой «разбойничий портрет», Сережа был тихим и уступчивым парнем – тот случай, когда форма и содержание абсолютно не совпадали: не пил и не загуливал, ни с кем не ссорился, был неизменно приветлив и безотказно работал за сменщика, если тот брал больничный. Меня всегда смешило, что, улыбаясь, он прикрывал лицо ладонью – стеснялся. Такими безотказными трудягами начальство всегда очень дорожит, и поэтому директор парка был ошеломлен, когда на Кудрявцева снова пришла жалоба, даже не жалоба, а