Большой пожар - Владимир Маркович Санин

штурмовых лестниц. И все его мысли, все эмоции сосредоточились исключительно на одном: вверх и спасать. Эта задача была настолько всепоглощающей, требовала такого напряжения всех сил, физических и духовных, что ни о чем другом он думать не мог.

Замечательная штука – штурмовка! Допотопная, простая, как лопата, из дерева и стали сколоченная, наивная и немножко смешная в век научно-технической революции, а незаменима. Легкая как пушинка, а длиною в целый этаж, не лестница, а гарантия, страховой полис, если правильно на ней работать. Ошибки пожарных вообще дорого стоят: не там начали тушить, не оттуда начали спасать, однако большинство таких ошибок в ходе боевых действий можно исправить, но при спасании со штурмовки, в темноте и под пронизывающим ветром действия должны быть безупречными: любая ошибка непоправима.

– Юра, поднимайся ко мне! – услышал он голос Николая.

Людей на шестой лоджии оказалось трое, женщина и двое мужчин. Видимо, им не просто было добраться до лоджии, они были явно перевозбуждены, особенно женщина с черным от дыма лицом и расширенными глазами.

– По этой ужасной лестнице? – ахнула она. – Ни за что!

– А вас никто и спрашивать не будет! – Николай силой поднял женщину над перилами, а Юрий, стоявший на штурмовке, подхватил ее ноги и поставил на ступеньки. – Не ори и не цепляйся за меня, я тебе не муж! Ну, кому говорят?! Юра, давай!

Оба они отлично понимали, какой ужас испытывает женщина, ухватившаяся за обе тетивы оцепеневшими руками, как трудно ей заставить себя оторвать ногу от ступеньки, но ни уговаривать, ни сочувствовать времени решительно не было.

– Левую ногу – вниз! – прикрикнул Юрий. – Да не бойтесь, я держу вашу ногу… Ну? Молодчина! Вот так… умница… Оставьте в покое платье, черт возьми!

Это была Аня Дмитриева, диспетчер технического отдела Дворца. Спустя много времени она мне призналась, что больше всего проклинала себя не за то, что задержалась, проболтала со сменщиком и попала в пожар, а за то, что в тот день не надела джинсы. Она была в одном платье, дрожала от холода и страха, но женщина остается женщиной: когда ветер раздувал подол, она, испытывая мучительное неудобство, инстинктивно хлопала по нему рукой – и тогда штурмовка покачивалась.

Впрочем, с мужчинами тоже пришлось повозиться: если первого удалось спустить без особых хлопот, то второй будто примерз к штурмовке, на него ушло много сил и, главное, минут пять драгоценного времени.

Зато с детьми получилось на редкость удачно, а это радует пожарных, как ничто другое.

К детям у пожарных совершенно особое отношение: никакие награды и повышения не доставляют им такого морального удовлетворения, как спасение ребенка. Совсем недавно, уже в этом году, Вася вернулся с дежурства усталый, но ужасно довольный собой, я бы даже сказала – гордый до неприступности. Обычно из него сразу и слова не выдавишь, сначала душ и завтрак, а тут не выдержал и чуть не с порога стал рассказывать. Часа в три ночи выехали на пожар в детском саду, загорелось белье в прачечной, которая находилась в подвале. А наверху ночная группа – около сорока детей! Вася решил немедленно эвакуировать их в дом напротив, там разбудили жильцов, все приготовились, одни пожарные в подвале тушили огонь, а другие вместе с двумя дежурными няньками стали малюток одевать, да еще с шутками и прибаутками, пугать-то детей нельзя. И тут одна из малюток спросила няню: «Тетя Маша, а почему нас ведут на прогулку, а мы еще не кушали?» И даже в этой обстановке, закончил Вася, нельзя было удержаться от улыбки… Не беспокойся, всех вынесли!

Часто видя вокруг себя смерть и страдания, пожарные знают, что в подавляющем большинстве случаев виной тому взрослые: или пьяные, которым море по колено, или курильщики, беззаботно швыряющие окурки, или хозяйки, болтающие по телефону, забыв выключить телевизор или конфорку на кухне, и, когда за преступления взрослых расплачиваются дети, пожарные надолго теряют душевное спокойствие. Несколько дней назад, спустя неделю после истории с детским садом, погибли двое детей, брат и сестра пяти и четырех лет: пьяный отец оставил на диване непогашенную сигарету и ушел добавлять в пивную. Юрий со своим караулом и за ним оперативная группа выехали на пожар, приехали почти одновременно, и, когда Юрий, Вася и Дима взломали дверь и ворвались в горящую квартиру, дети, обнявшись, лежали на полу в задымленной кухне, спасти их не удалось. В тот день я впервые в жизни видела, как Дима плакал – Дима, про которого Дед говорил, что «из этого хохмача слезу выжать труднее, чем воду из булыжника».

Так что главная радость пока что – благополучно спустили детишек на крышу, а оттуда по автолестнице вниз, на землю, где их приняла в объятия зареванная мама. Но этого Юрий и Николай не видели: спустили детей – и эмоции побоку, нужно успеть к другим, которые тоже хотят жить.

4. Головин и Баулин

На отвоеванные у высотки лоджии с крыши кинотеатра поднимались по штурмовкам газодымозащитники. Они рассыпались по этажам, доставали из пожарных ящиков в коридорах рукава и стволы, подсоединяли к внутреннему водопроводу и, обретя оружие, тушили огонь и спасали оставшихся в помещениях людей.

Таким образом, с цепочки штурмовок отвоевывались плацдармы, те самые «пяди земли», без обладания которыми так трудно вести наступление. Это и была вторая составная часть идеи полковника Кожухова: расчистить дорогу идущим снизу, с десятого этажа главного здания, подразделениям под командованием Головина и Баулина.

В бой вступали основные силы.

Пришло время познакомить вас еще с двумя представителями «старой гвардии» гарнизона.

Высокий, худощавый и подтянутый подполковник Головин в свои пятьдесят лет – совершенно седой. Любопытно, что молодая поросль его другим и не видела: он поседел в тридцать лет, когда погибал в одном тяжелом пожаре, о котором не любил вспоминать, а если спрашивали – отшучивался: «Другие, Колобок, например, седеют по частям, а я сразу отделался».

Колобок, он же командир второго отряда майор Баулин, – старый друг Головина и его постоянный оппонент. Среднего роста, круглый, румяный, с постоянной улыбкой до ушей, Баулин одним своим видом вызывает веселое оживление. Если Головин внешне хладнокровен и флегматичен, то Баулин – полная ему противоположность. В гарнизоне над Баулиным подшучивают, но опасаются попасть ему на язык: такое про тебя сочинит, что год смеяться будут, не слушая никаких оправданий. «Им бы с Уленшпигелем на пару в цирке работать», – негодует Дед, которого Баулин аккуратно разыгрывает каждое 1 апреля. В последний раз он позвонил, старушечьим голосом прошамкал, что является подругой его отрочества по